Фабрика мертвецов

Кащеев Кирилл

Был только один человек, способный не тронуть дорогую домашнюю машинерию, но уничтожить полицейское оборудование… и искромсать Митины бесценные сорочки. Алешка Лаппо-Данилевский, вот кто! Наверняка не сам, а по указу своего папеньки. Точнее, отцовские вещи – по отцовскому указу, а Митины – по велению собственной завистливой душонки!

Одного только Митя понять не мог – для чего им все это надо?

Глава 29. Орднунг и стряпуха

Зависть – сильное чувство. Шершавое такое, ворочается в груди, по сердцу проходится металлической теркой, под ребрами ковыряется. Ну почему? Митя снова завертел головой, разглядывая аккуратные поля, то окопанные канавой, то обсаженные

кустарником. Рядом с одним Митя не выдержал, остановился: на нем то и дело звучно щелкало металлическое реле, с тугим гулом включался паровой насос – и вода рассыпалась маревом брызг над выстроившимися, точно солдаты на плацу, ростками. Нет, у дядюшки Белозерского супруга из внучек Даны-Водной, так она тоже в засушливые годы умудрялась родники прямо к полям выводить – но тут–то никакой Кровной Силы, чистейшая паровая механика! Кое где меж полей виднелись новехонькие, по-германски аккуратные домики с палисадниками – одинаковые, будто горошины из одного стручка. И от всего этого создавалось впечатление, что они каким-то чудом перенеслись в окрестности Берлина или Бонна. Ну и почему здесь живет убогий Ингвар, а он, Митя вынужден ютиться в запущенном и обобранном имении, вокруг которого еще и дела какие-то странные творятся?

На миг Митя подумал, что он даже понимает Алексея: если при виде Митиных рубашек у того также пекло в груди. Митя тряхнул головой: да знал бы младший Лаппо-Данилевский сколько на каждую вещь из Митиного гардероба сил положено! Сколько ссор с отцом, сколько умильных улыбок бабушке, сколько выгадываний из собственных карманных денег и постыдной, приказчицкой прямо, экономии на всем – и так на каждую сорочку, каждую пару перчаток или модный жилет. Каждый дюйм шерстяного с шелком камлота или тонкого батиста кровавым потом полит, а этот… тварь, хуже нава, ножом их рубить? Ну ничего, любезный Алексей Иванович, сочтемся – и с вами, и с батюшкой вашим! Отольются вам… покромсанные манжеты да отпоротые пуговицы.

Ворота в помещичью усадьбу были далеко не такими узорчатыми, как у въезда в отцовское имение – зато и ржавчины на них ни пятнышка, а дорога вымощена камнем. И открывались ворота тоже на пару – зашипело, затрещало, и створки разъехались сами, никаких тебе кланяющихся мужиков с причитаниями «Ты дывы, яка радость нам привалила – паны с гостями понаехали!», как у Шабельских. Разве что вдалеке промелькнула баба, торопливо орудующая метлой, да у дома, похожего хоть на усадьбу Шабельских, хоть на их с отцом, наметилось некое торопливое шевеление. На заполошный вопль «Германец наш йиде! А з ним ще якись бесы!», Свенельд угрюмо поморщился:

– Несмотря на то, что мои соплеменники живут здесь со времен Ее Величества Екатерины, немец для деревенских жителей – по-прежнему такой вид нечисти.

– Может, у них есть основания? – хмыкнул Митя.

– Может, и есть. – Ингвар остановил паро-телегу, стрекотание и гул смолкли, и его слова прозвучали особенно громко. – Тех, кто заставляет работать, не любят. Хотя откуда вам, Дмитрий, про работу знать?

– Ингвар! – предостерегающе окликнул его брат.

– Совершенно верно! – глядя на него свысока, согласился Митя. – Светская жизнь отнимает слишком много сил, чтобы тратить их на такое скучное занятие как работа.

– Митя! – простонал отец.

– Ho-ho, die Jungs k"ampfen immer zuerst, und danach werden sie Freunde! [22] – пронзительно проорал старик-механик, и его паро-бот погрохотал к новехонькому кирпичному бараку, накрывшему своей длинной тушей место для цветников.

– Я ни в коей мере не собираюсь с Ингваром драться. – Митя возмущенно поглядел ему вслед. А уж тем паче – становиться друзьями. Ни после. Ни до. Ни вместо.

– Ваше

счастье! – задиристо ответил Ингвар, расправил плечи аж до хруста и слегка округлив руки – как борец на цирковой арене – величественным шагом направился следом за паро-ботом.

22

Хо-хо, мальчишки всегда сперва дерутся, а после становятся друзьями!

– Может, за целителем? – вроде как себе под нос, но все же довольно громко пробормотал Митя. – Судя по походке, мертвяк его здорово помял… руки вон как свело.

Ингвар бросил на Митю яростный взгляд, рванул створку… Изнутри сильно пахнуло устойчивым ароматом смазки, нагретого металла и влажного пара.

– Заводите! – скомандовал Ингвар отцу.

Тот только укоризненно покосился на Митю – и повел автоматон внутрь.

Кирпичный барак был забит всяческой машинерией: Митя и не видал такой никогда! Булькали котлы, негромко гудели винты, и то и дело, вырывались из труб струйки пара. Соскочивший с автоматона механик ухватился за ручку и принялся ее яростно крутить. Гудение усилилось, будто внутри заметались тысячи стальных пчел, шестеренки громадной паровой машины завертелись быстрее… и иззубренная «Перунова стрела» ломаной сверкающей линией промелькнула вдоль стены барака, и тут же исчезла, оставив за собой резкий запах озона.

– Что это? – зачарованно прошептал Митя, делая шаг к дверям…

– Работа наша. Вам не интересно! – злорадно объявил Ингвар– и с грохотом захлопнул створку перед самым Митиным носом.

Даже поглядеть не дал! Какая низкая… бесчестная месть! И главное ведь – за что? Что он Ингвару такого сделал? Хотя глупо ждать от плебея – благородства.

– Чисто котлы пекельные, з яких навии на землю лезуть! – урядник перекрестился и укоризненно поглядел на закрытые двери сарая – из-под них мелькали вспышки и слышался свист и стук, будто внутри заработала паровая машина.

«Она, небось, и заработала.» - досадливо вздохнул Митя.

– Простите, Дмитрий. Ингвар иногда бывает… слишком резок. Особенно с теми, кто, как ему кажется, меня обижает.
– мягко сказал Свенельд.

Еще с теми, кто раз за разом видит, то как его чуть младший Шабельский не зашиб, то мертвяк чуть не задушил. А отец еще говорит, что это у Мити друзей нет! Ингвар – вот у кого проблемы с равными по возрасту… даже с уже покойными. Митя позволил себе едва заметную усмешку.

– А вообще, он весьма разумный, волевой и неленивый юноша. Я горжусь своим братом. – сухо бросил увидавший эту усмешку Штольц.
– Я покажу, куда поставить автоматон. – не дожидаясь ответа направился куда-то за кирпичный барак.

Понятно: сам он братца как угодно осуждать может, остальным же положено только восхищаться. Нет уж, увольте!

– Григорий! Катерина! Вы меня отлично слышите: так почему я должен бегать, выкликая вас? – донесся из-за барака раздраженный голос Штольца.

Митя направил автоматон туда, но весьма неспешно – разбираться с прислугой хозяину лучше без свидетелей. За Митей потащились и урядник с оставшимся стражником.

– Так я це… работу работала, пане! Ось, прибиралася! – Штольцу ответил пронзительный женский голос.

– Ваше демонстративное размахивание метлой показывает только, что за время нашего отсутствия вы ни разу не удосужились подмести. На кухне для работников опять грязь, посуда стоит немытая. Вот что за гадость всюду насыпана? Немедленно беритесь за веник.

– Та це ж соль! Я панночке ведьме ще того месяца кланялася, щоб она повсюды посыпала, та як след, з наговорами.

Митя вздрогнул: панночка ведьма? И соль… В деревне Бабайко тоже вокруг каждого дома была насыпана соль. Местный обычай?