Фадрагос. Сердце времени. Тетралогия
Шрифт:
Я с широкой улыбкой поцеловала его, крепко прижимаясь к нему. Ненадолго. Почти сразу отстранилась и продолжила делиться тайной:
– Днем им хватает солнца, чтобы согреться, и живые мало их интересуют.
Кейел успел потянуться следом за моими губами, но замер и снова нахмурился:
– Кто? Кого?
– Призраки, – прошептала, накрывая влажные от поцелуя губы указательным пальцем. – Тс-с.
И многозначительно покосилась на лунных охотников.
– Мы ведь говорили о призраках.
– Ты, – выдохнул он, сжимая
Я попыталась опрокинуть Кейела на спину, но он успел упереться рукой в землю. Второй – рывком подтянул меня выше на своем животе. В зелено-карих глазах вспыхнули искры азарта. Разве были они у него в этой жизни? На меня он так смотрел впервые.
– И что дальше, девушка, знающая все на свете?
В груди разгоралось пламя, и питалось оно отнюдь не ненавистью и злостью. Я облизала губы; в голосе против воли появились кокетливые нотки:
– А ночью им холодно под лунным светом, и они ищут тепло. Скитаются за живыми повсюду, но тронуть их не могут. Согреться тоже. – Провела рукой по запекшейся крови на груди – Айссии не оставили и следа от шрама. – Поэтому они прячутся от лунного света в тенях листвы и гор. Пытаются забраться в норы диких зверей. Но звери давно научились делать лазы узкими, а норы глубокими. – Склонилась к Кейелу за глотком его дыхания. Он, несмотря на страшную тайну и жутких наблюдателей, лишь сильнее возбуждался. – Ночью звери заползают на самое дно, жмутся к земляным стенам и рычат на призраков. Они не видят их, но чуют отлично. Знаешь, кто страдает сильнее всего?
Кейел вопросительно промычал мне в губы и поддел кончиком носа мой нос.
– Собаки, – тихо сказала, прогибаясь в пояснице и прижимаясь грудью к Кейелу. – Призраки забираются в их будки или под навесы, где заботливые хозяева кидают псам солому. И собаки мнутся на привязи или, если гуляют по двору свободно, бегут к порогу дома. Жмутся к двери и скулят. Чуют смерть рядом. И ведь понимают прекрасно, что привело ее к ним, чьего холода она боится.
Кейел изучал мою грудь хмельным взглядом и ладонью. Приятно… Однако стоило мне замолчать, как он снова превратился во внимательного слушателя. Заручившись его интересом, я договорила:
– Собаки запрокидывают голову и воют на луну так тоскливо, что хозяева ругают их и хватаются за сердце. – Я взяла руку Кейела и положила обратно на сердце, откуда он ее недавно убрал…чуть выше. И одобрила: – Да, тут. И прижимают крепче. Им ведь из-за воя страшно. А псы всего лишь молят о спасении.
Кейел многозначительно хмыкнул, шумно выдохнул и прижал меня к себе. Я вытянула шею, подставляя ее горячим губам. Поцелуи Кейела смелели с каждой секундой. Кажется, ему было плевать на мой рассказ, плевать на черные души – на все вокруг.
– Тебе не страшно? – спросила, закрывая глаза. Кейел погладил мою
– Нет, – прерываясь, ответил он. – Пусть смотрят.
Мы вздрогнули одновременно, когда затухающие Айссии взмыли бирюзовой вспышкой в небо. Разрослись над нами огромным пузырем, заставляя прищуриться от яркого света, и лопнули. Множеством светлячков разлетелись в разные стороны и завертелись в танце, отгоняя смерть. Я спрятала глаза от света, уткнувшись в плечо Кейела, и рассмеялась.
– Что с ними? – спросил он, пытаясь спрятать лицо в моих волосах.
– Их питает жизнь! И…
Кейел резко обхватил мою голову, заставил поднять ее и возобновил поцелуй.
…любовь.
Не заметила, когда он окончательно осмелел. Не заметила, как с поцелуями избавился от страха. Как сам подался ко мне, обнимая за талию, приподнимая и подталкивая к возобновлению близости. Жар охватил, желание напитало силой. И вскоре я упивалась шумными вздохами Кейела. Губы к губам, вдох в размен на выдох, тихие стоны – моя сладкая награда. Сколько длился праздник тел и сокровенное касание наших согретых взаимностью душ? Десятки минут или часы… Важно ли? Мы жили вне времени. Оно нам было нипочем.
Глубокой ночью я лежала рядом с Кейелом: голова на его груди, нога на его ногах. Мы смотрели на небо – единственный кусок пространства над нами, который не заняли черные души. Айссии пылали так же ярко, но по моей просьбе легко спустились ниже к земле – так они не затмевали звезды. Кейел рассказывал мне о них. Хриплый голос звучал тихо, устало. Бывало, когда шелест черных душ нарастал в какой-то стороне, Кейел ругался. Приподнимался на локтях, нащупывал поблизости камешки и швырял в черноту. Черноту такая агрессия не пугала, но шелест почему-то стихал.
Луна смотрела на нас, но я не боялась. Пусть смотрит. Пусть следит за мной, выжидает и, если ей надо, судит. Я знаю всю свою вину. И не одну. Все могу признать, за каждую готова ответить. Мне не страшно. Перед своей совестью я чиста.
– Асфи, ты слушаешь меня? – тихо спросил Кейел, поглаживая мою поясницу.
– Конечно.
– И как имя той звезды, которую я тебе только что показал?
– М-м, – коротко обозначила я раздумье. И легко во всем созналась: – Я немного отвлеклась. Как имя этой звезды?
Кейел молчал, а поглаживание становилось интенсивнее. Шелест вновь звучал громче.
– Асфи, я снова хочу тебя.
Сердце сжалось. Я погладила твердый живот и, привстав на локте, поцеловала в плечо. Однако Кейел опрокинул меня на спину и навис сверху. Одеяло съехало, сбилось комками, и он оттолкнул его, чтобы не мешало. Будто обрел былое бесстрашие. Широкой спиной скрыл меня от взгляда Луны, а сильными руками заслонил от моих глаз черные души. Ото всех уберег меня. Единственное, что оставил мне для созерцания, – свое лицо. Опять сосредоточил весь мир на себе.