Фадрагос. Сердце времени. Тетралогия
Шрифт:
Удивляло, как в таком омерзительном месте, умудрялись вырастать кустарники и трава. Да, чахлые, пожухлые, будто в Фадрагосе существовала осень. Именно здесь. Но ведь как-то все это росло. И на ветвях высоких кустарников то и дело сидели птицы. Ни живые и ни мертвые. Нежить. Только тут я поняла истинный смысл такого глупого слова. На Земле о нем и задумываться не приходилось.
Бесшумную поступь пришлось прервать. Первая встреча с крупным представителем нежити представилась как нельзя вовремя. Сила Вестницы привлекала удачу. Я как раз добралась до каменного доказательства того, что Кхангатор
Существо, явно претендующее на образ разумного, состояло из блекло-зеленых волокон силы. А еще отчасти из пожелтевших ребер, на которых то и дело виднелась грязь и с которых свисала трава. У него была нижняя челюсть с несколькими уцелевшими зубами и напрочь отсутствовала остальная часть черепа. Подгнивший глаз – кажется, крупного животного, – был зацеплен за большой зуб.
Я скривилась. Нагнулась, зачерпнула пригоршню отвратной грязи, слепила комок плотнее и бросила в зачаток нежити. Комок угодил в ребра. Стоя на одной лишь безумной силе магии, нежить покачнулась. Позвонки шеи треснули по челюсти, и та покосилась, но не упала. Многоголосый рев раздался незамедлительно. Ужасное нечто поковыляло ко мне.
По земле прошлась дрожь, передалась через босые ступни мне. Гигантский камень открыл глаз. Поводил им из стороны в сторону, заметил того, кто посмел потревожить сон. Вскоре поднялся лениво, и мое сердце ушло в пятки. Как бы ни помнила я размер этих существ, все же восхитилась и ужаснулась им снова. Огромная нога сбила нежить, будто пластмассовую игрушку. Челюсть упала-таки рядом, и великан с силой топнул по ней. Зеленые сгустки силы развеялись от ноги в разные стороны и впитались в землю. Великан осмотрелся уже двумя глазами.
Я не дышала, не двигалась – сама превратилась в камень.
И десяти секунд не прошло, как гигант, сотрясая землю, выбрал себе новое место для сна. Присел на корточки, принял странную позу, заламывая себе руку за головой, а вторую поджимая коленями, а через миг закрыл глаза. Теперь в нем трудно было разглядеть хоть что-то, кроме обычного огромного валуна.
Улыбнувшись, я возобновила бесшумный шаг.
Кейел
В одиночестве было легче и сложнее одновременно. Елрех какое-то время пробыла со мной, попыталась приободрить какими-то словами, но я не мог вслушиваться. Понял о добром намерении полукровки только по интонации. А затем ушла и она.
Я добрел до священного кольца, удерживая топор в руке. Размышляя над словами Дарока. О чем Асфи не сказала мне? Кто она? И почему она сказала об этом ему, а мне нет? Чем я заслужил ее недоверие ко мне? Всегда казалось, что я выказывал ей все, чтобы она понимала, что может полагаться на меня во всем и всегда. Тогда почему Дарок знает о ней что-то большее, чем я?
Хотел войти в священное кольцо и отправиться в Холмы грез. Но застыл, вспоминая наставление на листе. Можно ли верить тому, что написала Асфи? Этот вопрос заставал врасплох и разрывал душу на части.
Оставшись на внешней стороне границ кольца, я подступил к высокому камню и, навалившись на него спиной, сполз. Усевшись, обхватил топорище двумя руками, уперся им в землю. С оружием в руках спокойнее не становилось. Душа болела так, как не болела даже в детстве, когда я понял, что родители пытались убить меня, зная, что вскоре у них появится другое дитя. Наверное,
А в этот раз не получалось. В голове ничего не укладывалось. Вольный, Дарок, ее бывший жених из другого мира, я… Кто ей важнее? Почему она говорит одно, делает другое, а чувства проявляет не подходящие ни словам, ни делам? Кто она?
Не погибнет ли в Холмах грез?..
Глупец. Зачем отговорил васоверга идти за ней?
Асфи
О времени в этом регионе можно было забыть. Светлый сумрак владел оскверненными местами, путая раннее утро с поздним вечером. Всю дорогу приходилось развлекать себя воспоминаниями. Несложно догадаться, о ком я думала, желая отвлечься от омерзительных пейзажей. Как там Кейел? Надеюсь, не волнуется обо мне.
Немного поедала грусть, когда я вспоминала Лери. Капризная и взбалмошная девчонка – это то, что я запомнила о ней. Только один раз мы беседовали, а потом виделись издали несколько раз, и никто не стремился встретиться. Избегали друг друга. Причины, я уверена, были для нас открыты на уровне подсознания.
Теперь же мне хотелось встретиться с ней в располагающей обстановке. Может, на кухне у Елрех. Заварить чаю, разрезать горячий пирог с начинкой из молочных фруктов – вечно забываю их заковыристое название, – и пусть бы сладковатый аромат наполнил тесное помещение. Хотелось поговорить с Лери по душам, убедиться, что эта девочка, когда-то давно спасшая Кейелу жизнь, не даст его в обиду. Тогда ей хватило смелости и сил, наверняка хватит их снова. Хотелось ощутить любовь Лери, которую она испытывает к Кейелу, а потом попросить ее, чтобы она никогда не смела разлюбить его. Хотелось вверить в ее хрупкие ручки самое дорогое, что когда-либо дарил мне Фадрагос, а потом отнял. Мне было важно, чтобы сердце и душа Кейела больше никогда не страдали.
Думая об этом, я дошла до огромной ямы. И не останавливаясь ни на секунду, ступила на древнюю лестницу, уводящую полукольцом вглубь колодца. Толстые ветви стелились и в земляных стенах, и под ногами, но ни один мой шаг не потревожил их покой.
Спустившись в самый низ, прошла к центру. Отсюда Роми-Вольный раскопал и вытащил воздухом сундук. Тут и надо копать.
Села на колени и ладонью расплескала ржавую, вонючую лужу из ямки. Корни заскрипели, заворочались.
– Ксанджи, – позвала я. – Тут ваше все, что найдете.
И прежде, чем гигантский корень со всего размаху пришиб бы меня по голове, огненные духи расправились с ним. На щеку мягко опустился пепел. Со всех сторон забурлила земля.
– Айссия, уберегите меня, – тихо попросила я. Незамедлительно духи укрыли меня бирюзовым сиянием.
Неподалеку раздался зловещий вой. Видимо, Ксанджи, обрадованные вседозволенностью, разлетелись в поиске добычи. Вслед за воем встряхнуло землю. Ксанджи вряд ли будут жалить то, что им не пробить. Наверное, каменные великаны теперь перебьют нежить, которая посмеет слишком громко вести себя.