Фадрагос. Сердце времени. Тетралогия
Шрифт:
– И почему ты думаешь, что будет сын?
Я смял в кулаке плащ, на котором сидел, удерживая желания. Беседа не располагала к нежностям.
– Не знаю, но я уверен, что Лери подарит мне сына, – мягко пояснил я, стараясь не задеть Асфи. Но ее равнодушие в этом разговоре вызывало обиду и злость. Почему она так спокойно слушает о Лери и говорит о ней? Неужто совсем ничего для нее не значу? Узнала получше, сравнила с Вольным и поняла окончательно, что не я ей нужен. И другого избранника не любила, но была с ним. Она его совсем не ревновала, именно поэтому и поняла,
Прямого взгляда она не выдержала – отвернулась. Потерла шею и, снова сцепив руки в замок, продолжила злить:
– Тогда отдавать его твоему отцу на воспитание тем более нельзя, – сказав тихо, улыбнулась неловко.
– Я не смогу воспитать в нем мужчину.
Она вскинула брови высоко. Чему удивляется?
– Лери винит во многом моего отца, – пояснил я. – В том, как ко мне относятся в деревне. Считает, что ему нельзя было так часто позволять деду со мной общаться. Дурное воспитание от него… Винит и за то, что именно отец рассказывал всем о скверне, живущей в моей голове. Если бы он не выносил это из дому, то сельчане бы ничего не знали, а меня можно было бы избавить от скверны тихо.
– Каким же образом? – Асфи, поморщившись, резким взмахом руки отбросила за спину волосы.
– Разговорами, убеждением в моей неправоте, перевоспитанием. Асфи, Лери не любит, когда кому-то делают больно. И отца моего она поэтому и винит, что его слова поселили ненависть ко мне в окружающих.
– И теперь ты боишься повторения истории? – Взгляд карих глаз уколол, а в голосе послышалось ехидство. – Поэтому хочешь, чтобы воспитанием с рождения занимался кто-то, у кого не будет поддержки скверным мыслям?
Почудилось, будто она перевела тему. Или не почудилось?
От мысли, что она все-таки не хочет обсуждать Лери, на душе становилось легче. Все же человек я плохой. При возлюбленной, которая носит нашу жизнь в себе, желать ревности другой девушки… Дурно это. И дурно то, что я послушал Роми, что нашел себе оправдания, и сблизился с Асфи. Мерзко.
Я молча кивнул.
– Тогда отдай парня в гильдию. Знаешь, я стараюсь не давать тебе советов, потому что… Бед от меня больше, чем пользы, куда уж мне советовать кому-то как жить? Но в этот раз удержаться невозможно. Кейел, не доверяй своему отцу. Это не тот человек, которому можно доверить самое ценное, что есть в жизни. Извини, но я бы ему и ботинки свои почистить не доверила. Черт… – Тряхнув волосами, шепнула недовольно. И, насупившись, взглянула на меня виновато: – Прости, пожалуйста. Зря я так.
– Отдать в гильдию – замечательная идея, – улыбнувшись, ответил я.
Стало очень хорошо – я ей точно не безразличен. Стало непростительно хорошо. Тепло разлилось по груди, передало силу рукам, вызвало желание улыбаться как можно шире. Опять захотелось обнять Асфи, прижать ее голову к плечу, вдохнуть аромат хвои, впитавшийся в ее волосы из мыла, ощутить девичью хрупкость в своих руках и, крепко удерживая, вспоминать, какая сила таится
– Вот и поступи так.
– Мне не отдадут сына. – Мысли о предстоящих проблемах потеснили чувства к Асфи. – Я много раз ругал духов, Асфи.
Она оскалилась едва заметно и отвернулась, позволяя любоваться профилем.
– Ты же сам выступаешь против этой чуши.
– Именно это и не позволит мне ни забрать сына, ни вступить в гильдию исследователей. Если я попытаюсь забрать Лери с ребенком из Солнечной насильно, то мои же родители пожалуются в гильдию Справедливости.
– Они били тебя! – прошипела Асфи, вперившись в меня яростным взглядом. – Духи заступятся за тебя.
– Нет. – Я покачал головой и облизал пересохшие губы. С каждым проговоренным словом невидимая тяжесть наваливалась на меня сильнее. – Ты права: духи заступятся за меня, но только за то, что меня ударили первыми. И моих родителей, соседей, возможно, даже Лери накажут. Лишь духам будет известно, какое наказание их ждет. Я не смогу наказать одних и защитить других. Потребую наказания – оно затронет всех. И другая причина – меня тоже могут потребовать к ответу. Ведь моя скверна спровоцировала существ на ненависть.
Асфи округлила глаза и приоткрыла рот. Теперь она была похожа на маленькую девочку, которая впервые увидела какое-нибудь чудо, которое творят духи.
– Безумие, – ее голос потерялся в шелесте трав.
– Асфи, если меня заставят клятвой подтвердить мои рассуждения о законах духов, о послушании им… О многом, о чем я говорил, тогда меня наверняка выгонят из регионов. Я стану изгоем.
– Ромиар сказал, что гильдия исследователей…
– Ромиар – беловолосый шан’ниэрд. Слышала бы ты, как он рассуждает о спасении таких, как я. Они… как это правильно сказать? Возносятся в собственных глазах, когда помогают немощным.
– Самоутверждаются, решая чужие проблемы, – поняла она. – Не думаю, что это так. Он искренен. И это говорю я – та, кто готова чихвостить его за любой его небрежный взмах хвоста. – Асфи усмехнулась, явно пытаясь развеять обстановку шутливым высказыванием.
Я не мог не улыбнуться ей. И продолжил говорить с улыбкой, хоть в душе назревало осознание, что в моей жизни близится огромная беда. Как я справлюсь с ней?
– Асфи, я не буду рисковать Лери и сыном, полагаясь на поддержку исследователей. Я не такой дурак, чтобы понимать, что они не пойдут против всего Фадрагоса, защищая жалкого человека. И изгоем быть не хочу. О севере и северянах мне доводилось слышать жуткие вещи.
Жалостливое выражение лица Асфи навело на мысль, что и в этом вопросе все неоднозначно, но расспрашивать в этот миг о севере не хотелось.
– Я сам себе противен, – признался, и словно камень с души рухнул. – Я очень хочу, чтобы существа в жизни полагались только на себя, а сам от духов отказаться не могу. Я не обладаю той силой, какой обладают васоверги. И я не такой, как ты, Асфи. Я слабый человек. Душой слабый. Мне страшно, что если я отрекусь от духов, то за меня больше некому будет заступиться.