Фагоцит разбушевался
Шрифт:
– Она не самая оптимальная, но витков пятнадцать ты точно прокрутишься, - утешил Фроловский.
– Кислорода тебе хватит?
– Разумеется, нет! У меня его максимум на шесть часов. Могу растянуть на восемь, потом еще часок поагонизирую, и все.
На самом деле, если очень постараться, мы с Антоновым теоретически могли успеть слегка восстановиться и махнуть в будущее. Там отдохнуть, взять кислорода еще часа на полтора экономного дыхания - и все. Второй прыжок в двадцать первый век был маловероятен.
– «Союз-14» уже на старте, - сообщила Земля.
–
– Ясно, жду.
Да, мне теперь оставалось только ждать. Все возможности управления моей космической конурой были исчерпаны.
В конце третьего витка Антонов буркнул:
– Пора снова идти за кислородом, иначе ты тут у меня задохнешься.
– Сам вижу. Ты сможешь?
– Не знаю, но пробовать-то все равно надо.
У нас получилось, но с большим трудом. И если раньше в течение этого полета по прибытии в будущее Антонов чувствовал себя лучше Скворцова, то теперь было наоборот.
– Ты как хочешь, а мне надо полежать, пока не упал, - буркнул он и плюхнулся на диван.
– Все настолько плохо?
– Сам попробуй.
Я попробовал встать и чуть не упал. Ноги ватные, голова кружится, в глазах темнеет. Нет уж, действительно надо полежать, даже поход к холодильнику откладывается. Можно не дойти. То есть теперь не только там, в двадцатом веке, организм Скворцова дышит на ладан. Антоновский здесь тоже ничуть не лучше. Единственная разница - тут я могу отдыхать в человеческих условиях столько, сколько понадобится. По идее, должно помочь. И сейчас надо поспать, Антонов, вон, уже дрыхнет.
Впрочем, толком поспать нам с духовным братом не дали. Щелкнул замок ходой двери, и в квартиру, подобно небольшому, но довольно упитанному урагану, ворвалась Марина, у которой был свой ключ.
– Вить, что с тобой, - закудахтала она, - звоню, никто не отвечает, да на тебе вообще лица нет!
Так как Антонов еще толком не проснулся, отвечать пришлось мне.
– Ну... так, немного переутомился. Переоценил силы.
– Немного?!
– возмутилась женщина.
– Да ты когда в последний раз в зеркало смотрел?
Она вытащила из сумочки зеркальце и сунула его мне под нос. Ну рожа, краше в гроб кладут, подумал я.
– Скорую вызвать?
– Нет, лучше помоги поесть, а то мне трудно дойти до холодильника.
– Сейчас, ты лежи, лежи, не дергайся, я сама! Чего тебе принести?
– Будь добр, оставь нас одних, - подал голос наконец-то очнувшийся Антонов.
– Это меня сейчас начнут с любовью кормить с ложечки, а вовсе не тебя.
Когда мы со слегка оклемавшимся Антоновым вернулись в двадцатый век, в наушниках скафандра звучало:
– Барсук, ответь Кедру! Барсук...
Гагарин, вылетев вытаскивать меня с орбиты, взял тот же позывной, что был у него в первом полете. Насколько я помнил, вместе с ним должен был лететь Леонов.
– Кедр, слышу хорошо. Ты где?
– В семи километрах, вижу тебя, скорость сближения восемнадцать метров в секунду. Дождешься или увеличить?
– Дождусь, - подтвердил я. Антонов тем
– Не семьдесят тысяч, а семь, - поправил я его.
– Это будет около четырехсот секунд, но надо учесть, что Юра в конце должен сбросить скорость. В общем, минут через пятнадцать нас отсюда вытащат, пора стравливать давление из кабины и открывать люк.
– Образцы, образцы не забудь!
– в который раз за экспедицию напомнил Антонов. Правда, на сей раз довольно вяло.
Глава 35
Собственно говоря, именно с чего-то такого моя жизнь в двух временах и начиналась. Я лежал без сознания, отлично это осознавал и занимался лечением пострадавшего организма. Правда, имелись и отличия.
Во-первых, пациентов было два. Мне, Скворцову, теперь приходилось приводить в хотя бы в относительный порядок сразу и Антонова в двадцать первом веке, и Скворцова в двадцатом.
Во-вторых, их бессознательное состояние было в значительной мере искусственным - оказалось, что сразу по двоим так проще работать.
И, наконец, отличался состав бодрствующих около двух тел. В шестьдесят втором году у кровати Скворцова сидела пожилая медсестра, которой в общем-то всякие пациенты давно надоели, и она считала дни до выхода на пенсию. Теперь же у дивана, на котором валялся Антонов, дежурила Марина, и мне стоило немалых трудов убедить ее не вызывать скорую помощь. А тело Скворцова плавало в невесомости посреди бытового отсека «Союза», и Гагарин с Титовым по согласованию с Землей выполняли последнее по времени указание Скворцова - «меня не кантовать, пока сам не очнусь».
Ну вот, кажется, что-то получилось, подумал я. Во всяком случае, и Антонов, и Скворцов теперь смогут продолжить восстановление сил каждый сам по себе. И что это там бубнит?
Я прислушался и разобрал, что Леонов беспокоится - я, мол, уже четвертый виток болтаюсь тут без сознания, так, может, меня перетащить в спускаемый аппарат и зафиксировать в кресле? И садиться, а там пусть им медики занимаются, а то как бы не помер прямо тут.
– Держи карман шире, помрет он, - возражал Гагарин.
– Я своими глазами видел, как он управляет своим организмом. Это мы сами виноваты, не уточнили, сколько времени он собирается так висеть, пока была возможность. В общем, пока не минули земные сутки, ничего не предпринимаем. А там запрашиваем указания у Земли.
– Не надо, - встрял в беседу я.
– Помогите перебраться в спускаемый аппарат и сообщите на Землю, что мы готовы к посадке.
– Вот, - обрадовался Юрий, - ты уже в порядке?
– В относительном. Чтобы прийти в полный после такого полета, нужно не меньше двух недель. В хорошем санатории на берегу моря, с женой и дочерями. И с собакой, Джульке будет обидно, если его не возьмут.
– Но сейчас перегрузки-то при входе в атмосферу выдержишь?
– А куда ж я денусь? Придется.