Фагоцит разбушевался
Шрифт:
Но еще до начала перегрузок нам пришлось маленько поволноваться. Сразу после отделения спускаемого аппарата в кабине раздалось шипение, и давление стало резко падать. Но мы были в скафандрах, так что немедленная смерть нам не грозила. Хотя, конечно, это были даже гораздо более легкие скафандры, чем тот, в котором я просидел сначала путь до Луны, а потом - оттуда на околоземную орбиту. Но, во всяком случае, десять минут жизни конструкторы гарантировали.
– Твою мать, опять клапан!
– раздался в наушниках голос Гагарина.
– Леша, закрывай его вручную.
Леонов ослабил ремни, привстал на сиденье и, отодрав
Посадка мне почти не запомнилась. Правда, восемь «же» все-таки доставили несколько неприятных мгновений, но осознание, что скоро сверху будет нормальное небо, а под ногами - настоящая Земля, мне сильно помогло.
Когда мы уже спускались на парашюте и до поверхности земли оставалось километра три, Леонов попытался открыть клапан, иначе внешнее давление не дало бы на открыть люк, однако чертов клапан на его усилия не реагировал.
– Да ладно, - слабым голосом предложил я, - ну его нафиг. Сядем и чем-нибудь проковыряем дырку в обшивке, она тонкая.
– Ну вот еще, - возразил Леонов и, достав из-под сиденья молоток, несколько раз сильно ударил по рычагу клапана. В кабину с шипеньем начал врываться забортный воздух.
– Мы не американцы, без кувалды в космос не летаем, - уточнил Гагарин.
Спускаемый аппарат сел в степи между Волгоградом и Элистой, ближе к Элисте. Я на подгибающихся ногах выполз из него и прислушался к себе, опасаясь обнаружить какие-нибудь дурацкие устремления типа упасть на колени, поцеловать родную почву или сотворить еще что-нибудь этакое. Но, к счастью, ничего такого мне хотелось, даже воскликнуть «Слава КПСС». Я вяло подумал, что, будь у меня нормальный организм, я бы сейчас, не отходя от «Союза», нажрался бы в сопли для восстановления душевного комфорта. Но он скоро должен восстановиться и сам, так что обойдусь. В конце концов, для того, чтобы упасть и всласть поспать, лично мне никакой водки не нужно.
– Вертолет, - сказал Гагарин.
– И вон еще один. Быстро нас нашли, хотя мы и промахнулись с посадкой километров на двести. Хочется надеяться, что фотографов там нет.
– Чем они тебе помешают?
– Мне - ничем, но ты на себя посмотри. Недельная щетина, черные круги под красными глазами, нос синий, и вообще вид до крайности не фотогеничный.
– Вот и хорошо, всякие актрисы и певицы приставать не будут. Пусть вас с Лешей целуют, вы оба и побритые, и без синяков.
С места посадки нас на вертолете доставили в Волгоград, куда через пару часов прилетел не только Келдыш, но и аж сам Шелепин.
– Поздравляю!
– заявил он.
– Впрочем, я в тебе и не сомневался. Мстислав Всеволодович в восторге, ты привез даже больше, чем он надеялся. Вот только...
Шелепин с сомнением поглядел на меня.
– Интересно, - хмыкнул он, - наверняка ведь в Волгограде есть театры. Хотя, пожалуй, гримеров лучше вызвать из Москвы, военным бортом.
– Под кого вы меня загримировать-то хотите?
– Под человека. В таком виде ни о какой торжественной встрече и выступлении по телевизору речи быть не может.
– Вот именно!
– подтвердил я.
– И самый эффективный способ - здоровый сон. Вот только я собрался вздремнуть на травке в тени спускаемого аппарата, как
– Да-да, конечно, - Шелепин даже слегка смутился.
– Значит, завтра ты будешь готов к торжественной встрече в Москве? Отдыхай, я лично прослежу, чтобы тебя никто не беспокоил.
Оказалось, что я несколько переоценил свои силы - поспать у меня получилось только одиннадцать с половиной часов, больше я не смог. Однако Шелепину этого времени хватило, чтобы успеть за что-то влепить строгий выговор с занесение первому секретарю волгоградского горкома.
В Москву мы полетели на правительственном ТУ-114. До этого момента ни Антонов, но Скворцов на таком самолете не летали, однако обоим попадались о нем довольно-таки негативные отзывы. Так вот, ответственно заявляю - это все клевета. Врут, что это очень шумный самолет - в салоне можно было разговаривать, почти не повышая голоса. И про сильные вибрации тоже неправда. Он, конечно, действительно немного трясется, но с вертолетом никакого сравнения.
В полете выяснилось, что Гагарин хорошо знаком с экипажем, и мне было позволено немного посидеть на месте второго пилота - естественно, не вмешиваясь в управление, самолет шел на автопилоте. И я убедился, что летчикам в этом ТУ созданы прекрасные условия для работы. Гораздо лучше, чем были у меня в «Союзе - Л4» и уж тем более в лунном модуле.
Еще до прилета в Москву мы с Антоновым разобрались в изменениях, произошедших в нашей с ним связи после лунной экспедиции. Раньше каждый по умолчанию помнил все, что происходило с духовным братом, причем неважно, в каком времени, за исключением моментов, воспоминания о которых кто-то хотел скрыть от другого. А теперь стало наоборот. По умолчанию чужая жизнь запоминалась очень смутно. И для того, чтобы Антонов смог воспользоваться моей памятью, теперь приходилось специально прилагать усилия.
– Этак мы с тобой окончательно станем разными людьми, - вздохнул духовный брат.
– Понимаем друг друга без слов уже не всегда. Пару раз, помнится, даже спорили. Если так пойдет дальше, скоро вообще подеремся. Ну или вдрызг разругаемся, как Глушко с Королевым.
– Ну так побыстрее женись на Марине, - посоветовал я.
– Я в принципе не против, но какая тут связь?
– Да очень простая. Ты тогда будешь ругаться с ней, а на меня у тебя просто не останется сил.
В Москву мы прилетели часов в двенадцать дня, а домой я попал только в девять вечера.
– Ну ты, Вить, у нас прямо как Кожедуб или Покрышкин!
– заявил дядя Миша, имя в виду три золотых звездочки на пиджаке.
– Не совсем. Они трижды просто герои, а у меня одна звезда трудовая. Да и вообще, таких теперь много. Гагарин вон тоже трижды герой, а маршал Жуков и вообще четырежды. Это все прекрасно, но не очень актуально.
– Неужели ты голоден?
– первой догадалась Вера.
– А как же торжественный прием?
– Да как-то на нем нормально поесть не получилось, - пожал плечами я.