Факелоносцы
Шрифт:
Амбросий поднялся с места, которое обыкновенно занимал по вечерам хозяин дома, вождь Догфел, и, высоко держа золотую чашу, обратился к Вортимеру, сидевшему рядом:
— Я пью за нашу дружбу, за новые узы между нами.
Он отпил глоток и передал чашу Молодому Лису. Тот принял ее, в знак благодарности склонив голову, и мгновение стоял так, прямой, как копье, освещаемый пламенем очага. Большая чаша сияла у него в руках. Он уже поднес ее к губам, как вдруг замер, вскинув голову, — все затихли: откуда-то с моря, из-за селения послышался заунывный крик.
На миг наступила напряженная тишина, мужчины, сидевшие вокруг очага, обменялись настороженными взглядами, а затем из селения донеслись какие-то беспорядочные возгласы.
—
И сразу же это его движение и произнесенные слова точно разрушили сковывавшее всех молчание: поднялся шум, все повскакали с мест, хватая оружие, — и тут в дом ворвался человек с криком «Скотты! Они плывут к берегу! Они уже в заливе!»
Амбросий круто повернулся ко всем лицом, светлые глаза его сверкали, в руке блестел обнаженный меч.
— Нам придется биться вместе раньше, чем мы думали! Вперед, братья мои!
Легкий морской бриз гнал над головой большие с серебряной каймой облака, когда воины бежали к берегу. Постепенно к ним присоединились все мужчины и юноши Абера. Между облаков, высоко в темной синеве небес, светила луна, начался прилив, вода покрыла песок там, где они испытывали своих лошадей еще несколько часов назад, а на беспокойной, как ртуть, поверхности залива темнели очертания трех кораблей: низкие, с высоким носом и кормой, они были похожи на каких-то злобных морских тварей с задранными кверху мордой и хвостом, готовых нанести удар, — многоногие твари, ибо паруса были спущены и ладьи подкрадывались на веслах.
— Укрыться за дюны! — скомандовал Амбросий. — Они не должны нас заметить, пока не вытащат суда на берег. Ждите моей команды. Может, в следующее лето, в сезон набегов, у скоттов тремя кораблями будет меньше.
От одного к другому пробежала команда: «Лечь! Укрыться!»
Аквила скорчился под прикрытием дрока. Берег ему заслонял песчаный выступ как раз в том месте, где вытекал ручей, но в общем-то это не имело значения. Все равно оставалось только ждать, когда Амбросий подаст знак… Он обнаружил, что Крадок все еще рядом с ним, и настроение у него теперь поднялось, и он думать забыл обо всех преимуществах юга.
— Да уж, это куда лучше пира! — тихонько пробормотал Крадок.
Аквила согласно кивнул и поудобнее перехватил ручку щита. У него и у самого-то давно пропал вкус к пирам. Зато сейчас, в этот миг он ощущал радость, острый холодок предвкушения боя, острый, как клинок в его руке. Время шло, по-прежнему стояла тишина, лишь ветер посвистывал в кустах дрока да за дюнами; набегая, шуршал прилив. И вот напряженный слух Аквилы уловил тихий звук погружающихся в воду весел. Дрожь ожидания пробежала по цепочке притаившихся людей. Еще немного — и их ушей достиг еле слышный, но безошибочный легкий плеск — люди соскользнули с палубы в воду, потом проскрипел по гальке киль. Все смолкло, а потом звуки повторились заново, во второй раз, потом в третий, хотя второе судно последовало за третьим так быстро, что Аквила даже не разобрал — третья это ладья или все еще вторая. Послышалась невнятная команда, тихий дерзкий смех. Аквила отчетливо услышал, как зашлепали по мелководью к берегу люди, и сделал медленный глубокий вдох; тело его напряглось, точно у бегуна перед тем, как упадет белая гирлянда. И вдруг на гребне дюны, прямо перед ним вырос Амбросий и с криком «Вперед! За мной, мои братья!» поднял меч над головой.
Еще мгновение он вырисовывался на фоне неба с бегущими облаками. А потом все разом поднялись и хлынули за ним, как волна, через гребень вниз, по сыпучему песку.
Три вражеские ладьи темнели на мелководье, уткнувшись носами в берег, похожие на морские чудовища, выброшенные на сушу. Множество людей суетилось на берегу, лунный свет падал на выбеленные известью круги щитов.
Морские разбойники и британцы — ибо все, кто был заодно
В ушах у Аквилы стоял дикий шум: крики, лязганье и скрежетанье мечей. Мягкий сыпучий песок обволакивал ноги, от извести с вражеских щитов в воздухе белела мелкая пыль. Крадок по-прежнему держался рядом. Он громко орал дикую ритмичную боевую песнь своего народа, перекрывая даже грохот боя, и слышать этот буйный торжествующий рев было невыносимо. Но вот из вражеской линии внезапно выпрыгнул рослый скотт с занесенным боевым топором, и песнь Крадока оборвалась стоном. Аквила почувствовал, что место рядом с ним опустело; блеснул вновь занесенный топор для удара, который должен был довершить дело. И в тот же миг Аквила прыжком очутился над поверженным Крадоком, силящимся приподняться на локте, чтобы не быть затоптанным в свалке. Подставив щит, он принял этот удар на себя. Лезвие топора прошло насквозь через бычью кожу и кованую бронзу и почти разрубило щит пополам. Сдерживая напор врага, Аквила изо всех сил налег на щит, из которого торчало лезвие, а затем сделал молниеносный выпад коротким мечом и увидел, как скотт взмахнул руками и отшатнулся, изумленно вытаращив глаза, — удар попал в цель.
Аквила вдруг понял, что враги начали уступать, волнообразная линия вся подалась в одну сторону. Однако и отступая, скотты с яростным боем уступали каждый шаг. Они уже топтались на мелководье, брызги из-под ног летели кверху, окутывая их пеленой. Теперь они начали отступать быстрее, у них уже не осталось иной цели, кроме как добраться до своих кораблей. Но и там уже шел бой — часть британцев с Молодыми Лисами во главе напала на тех, кто остался сторожить ладьи. Неожиданно на одном корабле, а затем на другом, на третьем взвились желтые огненные языки и побежали вверх по мачтам — кто-то принес из селения горящую головню. Теперь банде грабителей пути к отступлению не было. Вопль, вернее, вой вырвался из их глоток, когда они увидели пламя; они повернулись лицом к нападающим, точно загнанные кабаны, чтобы дать последний бой, стоя в мелкой воде подле своих пылающих кораблей.
Постепенно серебряный свет луны вытеснило гневное золото горящих судов, языки пламени рвались вверх, золотом отливала каждая впадина, каждая ямка на поверхности воды, и рябь бежала к берегу — сперва отливая золотым, а потом кровавым…
Все было кончено, ослепительное пламя горящих кораблей освещало трупы, усеивающие песок вдоль линии отлива, будто выброшенные морем водоросли. Снова стал слышен свист морского ветра и шорох волн. Британская сторона пересчитывала своих убитых и раненых, и Аквила встал на колени подле Крадока, помогая ему унять кровь, сочившуюся из раны на шее.
— Гляди-ка, в легионах, видно, неплохо учили драться. Добрая была схватка. И тем, что я жив, а не лежу на песке с проломленной головой, я обязан тебе. Я этого никогда не забуду.
— В пылу боя отражаешь удар от товарища все равно как от самого себя, — отозвался Аквила. — Не стоит придавать этому такого значения. Лежи тихо, а то мне не остановить кровь.
В нескольких шагах от них, ярко освещенный пламенем, вырывавшимся из оскаленной носовой фигуры ближайшей ладьи, стоял, опираясь на покрасневший от крови меч, Вортимер. Его яркая желтая туника прилипла к телу и была вся перепачкана и изорвана. Он улыбнулся Амбросию, стоя в золотившейся пенной кайме, и сказал: