Фактор четыре. Затрат — половина, отдача — двойная

Хантер Ловинс

4.2. Несовершенный рынок

Приведенные выше 50 примеров «фактора четыре» показывают, что во многих случаях сбережение ресурсов обходится дешевле, чем их покупка и использование. Такое снижение затрат теоретически обеспечивает получение прибыли. В главах 4—6 описываются некоторые из новых способов энергосбережения, знакомство с которыми приведет частных предпринимателей к осознанию того, что прибыль, а следовательно, и их доход являются мощным стимулом для внедрения эффективности использования ресурсов в повседневную практику. Глава 7 содержит предложения по реформированию налогообложения с целью ускорения этого процесса и дальнейшего расширения возможностей для предпринимательства.

По иронии судьбы, одним из самых серьезных препятствий на пути реализации этого потенциала, т. е. создания новых производств

на основе эффективного использования ресурсов является образ мышления некоторых решительных защитников свободного рынка. Это широко распространенная среди экономистов — сторонников свободного рынка (и идеологов, действующих по их указке) наивная вера в то, что существующие рынки очень близки к совершенству и потому любое отклонение от идеала вряд ли заслуживает изучения: на это просто не нужно тратить время. Следуя такой логике, люди живут в домах, где гуляют сквозняки, только потому, что после долгих раздумий они пришли к выводу, будто борьбой со сквозняками не стоит заниматься. Предприятие загрязняет реку, но его продукция приносит пользу обществу, а расходы на борьбу с загрязнениями окажутся гораздо большими, нежели вред от загрязнения. Короче говоря, как выразился Александр Поуп, «все, что существует, уместно». В конце концов, мы живем в условиях рыночной экономики, движимой предпочтениями потребителя, и если бы люди хотели приобрести что-нибудь отличное от того, что у них есть, то они наверняка уже сделали бы это.

Столь удобная фаталистическая догма освобождает от необходимости брать на себя ответственность за изменение того, что неправильно, или даже за признание этого факта. Согласно теории рынка, если что-либо стоит сделать, то рынок уже это сделал, и наоборот, если рынок чего-то не сделал, то и делать этого не стоит. (Подобный замкнутый круг знаком и экономистам, определяющим «полезность»: люди покупают вещи, поскольку те приносят им пользу, но о том, что вещь полезна, мы судим по тому, что ее покупают.) Предположение, согласно которому сложившаяся ситуация неотличима от экономически оптимальной, — скорее момент веры, нежели обоснованное заключение. Но оно доминирует в публичных выступлениях и в политике. В результате это простое и ошибочное убеждение оборачивается ежегодной тратой ресурсов на триллионы долларов.

Экономисты — в частности, те из них, кто не спит по ночам и думает, может ли то, что работает на практике, работать и в теории, — перекладывают на других бремя доказательства того, что существующая структура не оптимальна и рынок тоже может ошибаться. Предпосылками для совершенного рынка являются точный прогноз, исключительно достоверная информация о ценах, честная конкуренция, отсутствие монополий, безработицы или неполной занятости, операционных издержек, субсидий и т. д. Эти предпосылки настолько элегантны и просты, что спуститься с высот в менее совершенный мир действительно страшно. Однако следует ненавязчиво напомнить экономистам, что между их теоретическими представлениями и тем реальным миром, в котором живут все остальные, в том числе они сами, — дистанция огромного размера.

Можно, например, спросить, сколько электричества и денег потребовалось для работы холодильника в доме экономиста в прошлом году. (Правильные ответы на этот вопрос исключительно редки, что свидетельствует о неэффективности рынка.) Затем можно спросить, знает ли экономист, что на рынке существуют более экономичные (скажем, в 2 раза) модели по той же цене и с теми же характеристиками (держим пари, что он этого, как правило, не знает). Очень часто оказывается, что экономист, как и большинство других людей, при покупке холодильника практически не обращает внимания на энергоэффективность или что его купил, например, домовладелец, который не оплачивает счета за холодильник. Информация о рынке холодильников, которой располагает экономист, не просто несовершенна — ее, в сущности, и нет. Экономист может возразить: «Я слишком занят, чтобы тратить свое время на то, чтобы узнать обо всем этом». В общем, исчерпывающая, бесплатная, доступная, без операционных издержек информация о наличии альтернативных вариантов в том виде, в каком этого требует теория рынка, отсутствует: все сказанное выше можно отнести и к светильникам, автомобилям, компьютерам — практически ко всем устройствам, которыми пользуется экономист. В любом случае, как правило, обнаруживается, что он принимает экономически неэффективные решения из-за недостоверной информации, из-за операционных издержек на замену, из-за отсутствия достаточных средств и т. д.

Особого внимания заслуживают операционные издержки. В самом широком смысле это понятие включает в себя стоимость замены

законодательной базы, стандартов и норм; затраты на обновление продукции массового производства, сборочные линии, доставку товара от производителя к потребителю; расходы на списание амортизированного основного капитала; стоимость замены инфраструктуры, цивилизованные таможенные пошлины (в том числе фрахт);

образ мыслей и образование; затраты на преодоление невежества части потребителей, производителей и обслуживающего персонала; на устранение бюрократов, говорящих на языке динозавров; стоимость создания новых рабочих мест для обслуживания крайне неэффективных машин и т. д.

В какой-то момент даже наиболее преданный своей теории экономист начнет понимать, что проявления неэффективности рыночного механизма все-таки существуют. Экономист может спросить: «Почему я должен изолировать крышу своего дома? Я арендую этот дом, и хотя мои счета за отопление стали бы меньше, зачем мне тратить деньги на крышу, которая принадлежит домовладельцу? Но мне не удалось заставить хозяина изолировать крышу потому, что я оплачиваю счета за отопление». Все очень просто: классический «водораздел» между теми, кто платит, и теми, кто получает выгоду. Иными словами, экономист готов вложить капитал в энергосбережение в своем собственном доме или на своем предприятии, но он хочет, как большинство из нас, получить свои деньги назад через год или два — примерно в 10 раз быстрее, чем энергетические компании хотят получить назад свои деньги от электростанций, в которые они вкладывают средства. Такой «разрыв в окупаемости», требующий примерно в 10 раз лучших финансовых показателей от сбережения, чем от производства энергии, эквивалентен десятикратному искажению цен на электроэнергию; это заставляет нас покупать слишком много электроэнергии и слишком мало эффективности.

Реальность и значимость проявлений неэффективности рынка сводятся к простой истории. Однажды пожилой экономист гулял со своей маленькой хорошо воспитанной внучкой. Вдруг девочка увидела лежащую на мостовой двадцатифунтовую купюру. Когда она спросила: «Дедушка, можно я подниму ее?», он ответил: «Не стоит, дорогая. Если бы она была настоящей, кто-нибудь ее уже бы подобрал».

Неверие экономистов в случайную удачу — это эмпирическое утверждение, подлежащее экспериментальной проверке. Экономисты-теоретики обычно считают, что у крупных, хорошо информированных предприятий остается мало возможностей для экономии электроэнергии или других ресурсов таким образом, чтобы при этом еще экономились и деньги. Они полагают, что любая подобная возможность уже давно была бы найдена и применена на практике менеджерами, стремящимися максимально увеличить прибыль. Но так ли в действительности устроен мир? Едва ли. Вспомним об опыте Кена Нельсона, подробно описанном в главе 1.

Жаль, что, судя по всему, немногие экономисты-рыночники знакомы с такими людьми, как Кен Нельсон. Им трудно вообразить, что огромные ресурсы сбережений десятилетиями не использовались, не говоря о том, что это должно было бы постоянно вскрывать источники еще более солидных сбережений. Вера в то, что все заслуживающее внимания уже в основном сделано, к сожалению, не просто интеллектуальная ошибка; она имеет катастрофические последствия, поскольку люди не видят то, что можно сделать.

В эпоху Рейгана-Буша профессор Йельского университета Уильям Нордхауз (1990) опубликовал расчеты, согласно которым, если США попытаются стабилизировать выбросы СО2 на уровне, установленном международной группой в Торонто и рассматриваемом большинством специалистов по изучению климата как первый скромный шаг на пути стабилизации климата на Земле, это уменьшит валовой внутренний продукт — он снизится примерно на 200 миллиардов долларов в год (как сообщали средства массовой информации, такова будет «цена» стабилизации). Эта астрономическая «цена» только предварительных мероприятий по стабилизации климата поразила Джона Сунуну, главу президентской администрации, и парализовала политику в этой области.

Предложенный Нордхаузом метод расчета прост.

• Сначала он предположил, что более эффективное использование энергии не должно сопрягаться со снижением затрат при сегодняшних ценах, поскольку, если бы оно было таковым, люди бы это уже реализовали. Любые ошибки рынка считались несущественными, и никто не думал, что двадцатифунтовые банкноты ждут, когда их найдут. Наличие огромного количества эмпирических данных, которыми располагали люди, действительно продающие энергоэффективность, а также те, кто проводит свои дни в борьбе с многочисленными проявлениями неэффективности рыночного механизма, было проигнорировано.