Фактор внешности
Шрифт:
Раньше девушки умели держать осанку. А теперь ходят как клюшки полусогнутые. Не идут, а крадутся! Половина из них вообще двигаются как калеки, а другая половина идут как замороженные.
Я не мог без содрогания наблюдать за мимикой Роттвейлер, когда она следила за шествующими по подиуму моделями. Для физиогномиста настоящая находка — настолько бурно отражались у нее на лице эмоции. Дойдя до крайней степени раздражения, она сама начинала показывать девушкам, как надо ходить. С неподражаемой комической грацией Ротти пересекала зализ конца в конец. Но смотреть на это без смеха было невозможно, поэтому я старался не глядеть вовсе.
— Простота
В мое время девушки выходили на публику со счастливой улыбкой на лице. И надо к этому стремиться. А то идете как зомби с пустыми глазами!
В мое время девушки умели правильно повернуться. А сейчас они неуклюжие, как куклы. Поворачиваются резко или вообще не там, где нужно! Посмотрите на фотографов, они же профессионалы! А им приходится бегать за моделями и самим сгибаться в три погибели, чтобы их снять!
В мое время девушки ходили нормальным шагом. А сейчас шагают как нацисты на параде! Или еще того хуже — семенят, будто гусыни!
Иллюстрируя свои замечания, Роттвейлер шла мелкими шажками, переваливаясь с боку на бок, так что все, кто на нее смотрел, едва не прыскали от смеха. Но в целом она была абсолютно справедлива. Впервые оказавшись рядом с подиумом, я пережил настоящий шок. Большинство моделей выглядели не то чтобы сексуально непривлекательными — это были тощие, едва-едва сформировавшиеся девчонки с плохой осанкой, и они действительно либо шли нацистским шагом, либо мельтешили с явной неуверенностью в себе. А если добавить к этому еще и сильно испорченные и собранные в немыслимые прически волосы и слишком густой макияж, поневоле на ум приходили мысли об измученных отсутствием технического прогресса и отличающихся варварским вкусом женщинах из первобытнообщинных племен.
Требованиям настоящего гламура соответствовали очень немногие из них. Поэтому все ведущие дизайнеры стремились задействовать в своих показах таких моделей, как Кара, Сьюзан или Зули — блистательных, грациозных, сексуально привлекательных и не лишенных индивидуальности. Они знали, как надо двигаться, чтобы представить наряды наиболее эффектно, и как выглядеть счастливыми. При их появлении слышались взрывы аплодисментов, и осветители тут же включали прожекторы на полную мощность. Но модные журналы представляли супермоделей в не слишком привлекательном свете, сообщая, что они «слишком капризны, да еще и требуют слишком высоких гонораров за работу».
Постепенно появлялось новое поколение моделей. Некоторые называли их грандж-моделями, но этот ярлык не являлся их исчерпывающей характеристикой. Возможно, к ним стоило отнести и Киттен с ее несколько нестандартной внешностью. Но она тоже была супер- моделью, только невысокого роста. А новенькие девушки все же отличались от нее. Нельзя сказать, что все они были некрасивы, или слишком костлявы, или непропорциональны, скорее их отличительной особенностью было скверное отношение к жизни.
Блеск и роскошь постепенно замещались мрачностью. Лица моделей были слишком бледны и невыразительны, девушки нередко сутулились при ходьбе и двигались неуклюже, их внешность и фигура отличались угловатостью. Они не излучали ни красоты, ни жизнерадостности. В отличие от своих предшественниц в них, как правильно отмечала Роттвейлер, было нечто от зомби, какая-то злобная аутичность.
И дело даже не в моделях, а в общих тенденциях моды, сказывающихся
По мере того как нью-йоркская неделя моды продвигалась к финалу, Роттвейлер становилась все более раздражительной. Заказы поступали круглосуточно, да еще в них постоянно вносились коррективы — там изменилось время показа, здесь возникли накладки в расписании, где-то произошел конфликт между девушками, кто- то не хотел ехать в Милан, или Париж, или Лондон, кого- то не устраивала плата за работу. Роттвейлер висела на телефоне почти круглосуточно. Временами мне казалось, что она находится в кризисном состоянии и даже утратила свое неотъемлемое чувство юмора, но Роман уверял, что этот приступ дурного настроения носит сезонный характер. Когда закончилось шоу Калвина Клай- на в пятницу после обеда, мы сели в старый «крайслер» и ее, наконец, прорвало.
— Черт побери, Чарли! Что же это за бардак?!
Я понимающе кивнул, ожидая продолжения. Но она откинулась на спинку сиденья и закрыла глаза.
— Не могу поверить, что мы вынуждены ехать в Милан.
Я притворился, будто эта новость нисколько меня не удивила, но, откровенно говоря, не на шутку разволновался. Мне довелось повидать Рим и Флоренцию, но в мировой столице моды Милане я еще не был. Почему бы теперь не использовать этот шанс?
— Я должна присмотреть за моими детками, — добавила Роттвейлер, — и хочу поехать. Вот почему у меня нет своих детей. Черт побери! У меня слишком много проблем. Эта вечная головная боль… Заботишься о них, боишься, что их жизнь будет сломана. Я вынуждена оберегать их.
Она, казалось, забыла о моем присутствии.
— Оберегать кого?
— Этих несмышленых девчонок. Все они как дети. Я уже не знаю, когда стала к ним так относиться… Раньше моделями становились зрелые женщины, а сейчас школьницы. Эти итальянцы сожрут их живьем. Вот увидишь. Даже косточек не оставят. Это все равно что стая голодных волков. Они ведь все бредят Лолитой. — Роттвейлер покраснела до корней волос. — Тебе нравятся маленькие девочки, Чарли?
Я рассмеялся.
— Это не шутка.
— Нет, конечно.
— Это потому, что ты нормальный парень с горячей кровью, а мир моды на сегодняшний день — сборище извращенцев! У нас есть множество красивых женщин… да-да, женщин… но кому они нужны? Кто их заказывает? Всем подавай подростков! Угловатых, недалеких и наивных… Удивляюсь, как они не додумались отбирать только девственниц!
Роттвейлер смотрела на вещи реалистично, но временами склонна была драматизировать ситуацию. Нередко описывала вещи такими, как ей хотелось видеть. И порой преувеличивала опасность или угрозу исключительно ради удовольствия представить все в более драматичном свете.