Факультет кругосветного путешествия
Шрифт:
Несогласиться на это предложение было немыслимо.
С наступлением темноты караван вышел из западных ворот Марракеша.
27
Вторую ночь шли по застывшему огромными волами серебряному морю.
Луна была ослепительна и чернильные тени верблюдов неправдоподобно путались на кривых поверхностях песка.
Один из вожатых, захлебываясь, пел свою самую длинную песню. От нее кружилась голова и хотелось зевать до боли в скулах.
Утром зашумел странный багаж синьора Боссалини. С высоких
Верблюды урчали от страха и вожатые, разгружая их, ходили с угрюмыми лицами. Итальянец глухим голосом из-под платка проклинал толстопузого Гегенбека: хорошо ему пить пиво в Гамбурге и ждать пока бедный Боссалини пришлет очередную партию зверей.
Фибровый чемодан вдруг сам по себе прыгнул вбок. Он слетел с высокой кручи корзин и, ударившись о землю, раскрылся. В нем сидела огромная, в метр величиной, песочного цвета, ящерица, вроде крокодила, только голая. Она очень обрадовалась солнцу. Раздула шею и замерла.
— Уарран! — не своим голосом закричал один из вожатых и вскочил на ближайшего мехари.
Через две минуты ни одного из верблюдовожатых не было видно.
— Держите его! — кричал итальянец, прыгая за ящерицей безвредной и очень дорогой!
Верблюды, зараженные смятением, носились во все стороны, плакали тонкими голосами и плевались. Они опрокинули палатку и чуть не растоптали Мишу.
Ящики и корзинки опили как грешники в аду.
Уарран был настигнут, но сильно дрался хвостом, и Волков помогавший его ловить, получил от итальянца удар палкой по ногам.
Наконец, уарран был запрятан в чемодан и завязан, а верблюды приведены в организованное состояние.
— Поркомадонна, — отплевывался синьор Боссалини, в бою набравший полный рот песку, — теперь мои олухи не вернутся… Я их знаю; они воображают, что одного прикосновения к этой самой ящерице достаточно, чтобы мужчине потерять свою мужскую силу…
Вечером пришлось самим вьючить верблюдов, они не доверяли, бросались в стороны и топтались.
Миша впервые за всю дорогу был доволен своей женской долей. Ему не полагалось подходить к верблюдам.
Идти верблюды не хотели, — их приходилось гнать.
Эта последняя ночь похода была страшной. Воздух дрожал от непрерывного, близкого, разрывающего сердце воя шакалов. Луна взошла поздно. С черного неба дул прохладный ветер, а от земли вставал густой зной.
Было скверно.
28
Могадор, город тысячи запахов. Из них самым безвредным был запах гнилой рыбы.
Был прилив, но шлюпкам
Пароход был маленький и ржавый, звали его «Маршал Пелисье». Он дрожал старческой дрожью и стучал, как швейная машина.
За кормой медленно уходила под горизонт негостеприимная Африка. Было прохладно и было бы хорошо, если бы не запахи. Старый «Маршал» вез с собой полный набор могадорских ароматов и еще свои собственные: острые и печальные. Среди них выделялись перегорелое машинное масло и чеснок.
В кают-компании и каютах жили колонии клопов Людоедов. Спать можно было только на железной палубе, но она была густо усыпана угольной пылью пополам с песком.
Всю ночь на носу мычали буйволы, и непрерывно стонал всеми своими заклепками маленький обиженный пароход.
Утром машину остановили на четыре часа. Механик любовно мазал ее маслом и называл бретонскими ласкательными именами. Наконец, уговорил и она пошла.
Днем останавливались еще два раза.
Есть было трудно. Кофе отдавало жестью, рыба пахла Магадором и галеты были тверже камня.
Море совершенно безразлично относилось ко всем обидам и бедам маленького парохода и его обитателей. Оно лежало огромное, плоское, гладкое, как зеркало и довольное собой. Оно грелось на солнце.
На второе утро над горизонтом поднялся серебряный конус Тенерифского пика. Дальше пароход отказался. Механик разворотил все его внутренности и к вечеру сообщил, что ремонт больше двух суток не займет.
— Чудесная у нас машина, — заявил он, — сорок лет ходит «и пройдет еще сорок. Вот увидите, как она у меня завертится!
Но Волков и Рубец не увидели.
К концу третьих суток ремонта с севера пришел большой двухтрубный пароход. Это был англичанин «Бельмор Кастль».
Он подошел и предложил буксир до Тенерифа. Капитан с негодованием отказался.
Волков и Рубец перешли на англичанина, Они не хотели больше видеть и обонять старого «Маршала Пелисье»
При виде паспорта мистера Триггса, английский штурман почтительно ахнул,
— Знаменитый корреспондент?
Однофамилец, — отрезал Волков.
29
— Отличная жизнь,- вздохнул Волков, откинувшись на спинку парусинового кресла, жаль завтра сходить в Гаване. Миша сосредоточенно выругался, нечего сказать — жизнь, когда надо танцевать чарльстон, терпеть ритуал обеденного стола и восторженные взгляды безъязычных остолопов.
Но хуже всех был доктор Трайп. Он был знаменитым эсперантистом и Миша, увидев в его петлице зеленую звезду, обратился к нему на чистейшем всемирном языке. Доктор отвечал на другом, который почему-то считал эсперанто. Они долго пробовали говорить: один отбивая слова добротным нижегородским выговором, а другой — откусывая и поплевывая их по-американски.