Факультет патологии
Шрифт:
— Санечка, ты куда направляешься? Даже не замечаешь меня.
Я чуть не вздрагиваю:
— А, Свет, привет.
Я достаю быстро из кармана.
— Десять рублей, спасибо большое.
— Да ты что, Санька, мне не надо, я свои не знаю куда девать.
— Свет, но мы же не будем торговаться, быстро! Мой голос, видимо, необычно звучит сегодня, она берет, не споря, как обычно.
— Ты куда все же?..
— На край света, зовущийся ничтожная вселенная.
Она улыбается мне. Я выхожу из института.
— На
Там я покупаю пять самых красивых роз и выхожу из этого ора, крика, торговли и базара.
Напротив дома, в маленьком магазине, я покупаю две бутылки шампанского и три большущих плитки шоколада. Розы я ставлю в воду и туда бросаю кусочек сахара, так меня когда-то учила Наталья. Наташа — Наталья — одинаковые имена. Я не помню, закрыл ли я входную дверь. Соседей дома нет, они на работе. А где они оставляют детей, вдруг думаю я. Впрочем, какая мне разница. Почему всё волнует меня.
И тут я задумываюсь. Ну, хорошо, а как я ей это буду отдавать. Как я ее вызову, найду, где все это держать, за спиной или перед, да еще Городу-ля, и вообще пол-общежития знакомого. Да положить на всех, какая разница. Она одна на земле и мной ни за что обиженная, какая чушь волнует меня. Когда же я начну взрослеть? Дверь тихо скрипит позади. Что это? Я оборачиваюсь и вздрагиваю: она стоит в дверях и смотрит на меня. Прямо. В упор.
— Дверь была открыта, и я вошла. Извини, если я неправильно сделала.
Я смотрю на нее, и у меня кружится голова. Она чудесная сегодня. В необыкновенном желтом шифоновом платье, которое обалденно облегает ее чудную фигуру.
Но я же был бы не я, если сразу у меня было по-нормальному. И произнес: да, я ждал тебя, я истосковался. Что меня внутри толкает и как?
Я придаю голосу неудивленность и обыденность и произношу:
— Здравствуй, Наташа, давно не видел тебя.
— Я могу войти? Я тебе не помешала?
— Конечно, ты можешь войти. Входи, пожалуйста.
— Всего три дня… — говорит она.
Что, не понимаю я, понимая, но делая первый вид.
— А мне казалось, целая вечность. Она садится:
— Извини, я не могу стоять.
И только тут я взглядываю в ее глаза, и мне становится страшно. Какая же я тварь и скотина, мне хочется убить себя.
Но я делаю второй вид: будто ничего не вижу я.
— Я буду говорить, хорошо? Ты не против?
— Да, пожалуйста, — мягко отвечаю я.
— Ты удивительный мальчик. — Она вдыхает воздух. — Ты не представляешь, что мне стоило пересилить себя…
Я смотрю: у нее круги под глазами, и представляю. Вернее, пытаюсь представить я.
— Ты первый, к кому я пришла сама… — она выдыхает этот набранный воздух.
Я молчу и не двигаюсь.
— Ты удивительный мальчик, — только повторяется она.
И снова
— Я был не прав, извини… меня.
— Почему же ты не пришел? Впрочем, мужчина не должен приходить первый, хотя я так и не считаю. Но ты бы по-другому и не смог, ты ведь еще такой мальчик.
Ее запавшие глаза глядят глубоко и воспаленно на меня.
— Тебе бы по-другому и не пошло… — и вдруг она, склонившись со стула, целует меня, долго, мягко, устало. Какой-то заждавшийся поцелуй. Я плыву.
Она отрывается, и уже блеск в ее глазах. С искрой.
— Я, наверное, не вовремя, Саша?
— С чего ты взяла?
— Помешала тебе, разбиваю планы…
— Нет-нет.
— …Красные розы на столе, шампанское. Кто же эта очередная счастливица, а? А тут я еще со своими заплаканными глазами. Ты прости меня.
Я улыбаюсь, смотря на ее губы, говорящие это, но женщинам я никогда не говорю комплиментов или хороших слов. Я этого никогда не делаю. Может, и неправильно. Но, по-моему, правильно.
— Я не знал, что ты ревновать способна.
— Нет, это чисто женское любопытство. Та Наталья, о которой упоминал твой папа. Или?
— Нет, не угадала, хоть ты и умная девочка.
— Я ее, конечно, не знаю. Когда же ты успел? Я не думала, что у тебя все так быстро…
— Четыре дня назад.
— Сразу после меня. Даже не задержалось ни-чего… А я думала, что в тебе хоть что-то, хотя бы на день останется. — Она огорчается.
— Даже не после, а во время тебя, — сознаюсь я. — Наташа, мне очень неудобно, но все мужики в принципе г…о, прости за выражение. И я не исключение. Я думал, побаловались и хватит, тебе надоело, и ты уехала. А чего зря буду ждать я, жизнь-то идет.
— Вот даже как! Я не ожидала от тебя таких рассуждении, думала…
— Я прикидывался.
— Ну, что ж, — она встает, — и в заключение нашего романса, — она горько подчеркивает это слово, — не хочу задерживать тебя и мешать… Но ты мне скажешь, если не трудно, кто же она, кто мог прельстить тебя… успеть за эти три дня?
Будучи на вершине удовольствия от своего розыгрыша, я все же думаю, что, наверно, я все-таки дурак.
— Та Наталья, я понимаю, она должна быть очень красивой, необычной и особенной, иначе ты… — она обрывает себя.
— Не та, а эта: девочка Наташа с запавшими глазами. И при чем здесь Наталья? Это все для тебя.
Я беру розы из воды:
— Солнышко мое ненаглядное, — сбрасывая с себя весь налет, апломб и браваду, говорю я, — поздравляю тебя с окончанием института и последним днем пребывания в нем, это большое счастье, которое ты оценишь позже! И от всей души рад, что этот бред и кошмар сессий и зачетов окончились у тебя и впереди наступает свободная светлая жизнь…