Факультет по связям с опасностью

Петровичева Лариса

— А это страшно? — испуганно поинтересовалась Маша. Елена пожала плечами.

— Раньше было сложнее, — сказала она. — Теперь вроде легче, мы же относительно подготовленные идем. Но все равно… дело такое, непредсказуемое.

Марго докрасила глаз, посмотрела в зеркало и, убедившись в своей несказанной красоте, взяла кисточку для помады.

— Никто вроде не умер от посвящения, — сказала она и, видя, что Елена до сих пор гневно смотрит в окно, добавила: — Лен, да забей ты на них. Своих хлопот полон рот.

— Смотрите, — вдруг позвала Елена и указала в окно: — Какие люди в нашем Болливуде.

Девушки

дружно кинулись к окну и увидели, как в ворота въезжает серебристо-серый автомобиль — стильный, изящный, больше похожий на живое существо, чем на машину. Автомобиль остановился возле входа в главный корпус, где на ступенях уже стояли Гамрян, Черников и какой-то незнакомый светловолосый мужчина — все трое выглядели крайне серьезно и строго, а одеты были, как на прием к президенту. Маша задумчиво рассматривала троицу, а потом спросила:

— Девчат, а третий это что, Эльдар?

Девушки всмотрелись и дружно ахнули: их куратор действительно был неузнаваем с новой стрижкой и почти военной выправкой. Тем временем из автомобиля вышла молодая рыжеволосая женщина в светлом плаще, и Марго, узнав в ней гхоулу, произнесла:

— Понято, принарядился для супруги.

Теперь уже на Марго посмотрели с изумлением.

— В смысле — для супруги? — холодно поинтересовалась Елена. «Говорила мне бабка Лулуди: рот закрывай — дождик накапает», — угрюмо подумала Марго и объяснила:

— Ну, госпожа гхоула. Она ведь жена Эльдара, — и, увидев, как дрогнули губы Елены, поспешила добавить: — Я думала, ты знаешь.

— С чего ты взяла? — поинтересовалась Карина. Гхоула тем временем дружески обнялась со встречающими, и вся компания вошла в корпус.

— Черников сказал, — без всякой охоты сообщила Марго и, решив, что, раз уж проболталась, то можно рассказать историю до конца, произнесла: — Ох, девки… Короче, эта Лиза была женой Эльдара. А Черников ее любовником. Он работал фамильяром у какого-то мага, и этот маг ему велел Эльдара грохнуть. Ну а Черников, судя по всему, и рад стараться. Такая вот Санта-Барбара…

Слушательницы, мягко говоря, опешили. Елена вздохнула и, отойдя от окна, села за стол и открыла учебник по английскому с таким видом, словно ей было абсолютно безразлично все, что происходит рядом. В этот момент она, закрытая броней нарочитого равнодушия, больше всего напоминала хрустальную фигурку — только дотронься и рассыплется на тысячу осколков.

— Лен, ну что ты, — Маша села рядом и заботливо погладила ее по руке. — Ну что ты такая, Лен… Не надо так, что ты…

Эти неуклюжие утешения привели только к тому, что по щеке Елены скатилась слеза: Марго подумала, что в случае ее соседки это признак глубочайшей истерики. Карина ткнула пальцем куда-то в сторону двери и спросила:

— А то, что он с Гребенниковой спит, тебя не волнует? Да вся общага в курсе.

Елена стерла слезу и перевернула страничку.

— Он мог бы мне хотя бы рассказать, — еле слышно промолвила она. — Разве это честно?

— Нечестно, — вздохнула Марго. — Лен, да когда это было-то…

Елена закрыла учебник и несколько минут сидела неподвижно. Потом она потянулась к стопке тетрадей и, вытащив одну из них с самого низа, выдернула двойной листок в клетку. Повинуясь ее жесту, листок вдруг взлетел под потолок, а потом медленно опустился к столу и завис над тетрадями, став уже не листком,

а маленьким белым экраном, на котором вдруг высветилась картинка: зимний вечер, заснеженная улица, далекое звездное небо над желтыми шарами фонарей. В комнате было совсем не холодно, однако от листка вдруг повеяло такой январской стужей, что всем дружно захотелось надеть что-нибудь теплое.

— Хотите посмотреть, как все было? — негромко спросила Елена. — Я покажу.

***

Кошка жила на улице уже третью зиму — для тех, кто хоть немного в курсе быта бродячих кошек, это могло бы стать свидетельством настоящего чуда. Иногда кошка обитала в подъезде одной из хрущевок, где жили первоклассники-близнецы, которые подкармливали ее и даже обустроили спальное место, положив к батарее коробку с теплым тряпьем на дне. Впрочем, из подъезда кошку частенько выгоняли, хотя она никогда не поднимала шума и, разумеется, не гадила там, где жила — когда соседка первоклассников, в очередной раз вооружившись веником, выкидывала кошку на улицу, та шла к небольшому магазинчику, где продавцы знали ее и выносили что-нибудь поесть, удивляясь кошкиной всеядности: она действительно ела все, что ей давали, даже хлеб и печенье.

Кошка почти не вспоминала, что когда-то была человеком — Леной Савичевой, которую жестоко обманули самые близкие люди. Ей было слишком больно и грустно об этом вспоминать. Жизнь свелась к обычному, банальному, первобытному — выжить любой ценой, удрать от собаки, желающей выпустить тебе кишки, спастись от человека, который ни с того, ни с сего дает пинка в живот, сбежать от детей, которые принимаются швырять камнями. Наверно, это очень весело — смотреть, как кошка плачет, когда в нее попадает булыжник, как она, хромая на заднюю лапу, пытается забиться в щель. Наверно, это действительно было смешно…

Весной и летом было хотя бы тепло. Если кошка чувствовала, что заболевает, то могла пожевать разных полезных травок, а в кустах можно было спрятаться от собак и любителей пошвыряться кусками кирпича. Можно было не дрожать от холода, жуя обрезки, брошенные добросердечными продавцами. Можно было хоть на какое-то время почувствовать себя живой. Но весна и лето были слишком короткими, приходила осень, приносила ветра, дожди и холод, и кошка понимала, что счастье придумано не для нее.

Однажды в январе, вечером, она попала под машину, но не умерла сразу, на тротуаре — кошка умудрилась доползти до подъезда, волоча за собой перебитые лапы, кошка кричала от боли и умоляла хоть кого-нибудь остановиться и помочь ей, но никто не подходил, люди шли мимо, и кошка поняла, что она, которая никогда и никому не сделала ничего плохого, сейчас умрет — и никому до нее не будет дела. Уличные кошки умирают, туда им и дорога.

А потом появился человек. Он присел рядом с кошкой на корточки, некоторое время пристально рассматривал ее, а затем осторожно взял на руки и пошел в подъезд, а кошка плакала и все пыталась благодарно лизнуть его пальцы. Потом стало очень темно и тихо, а когда темнота и тишина прошли, кошка увидела, что лежит на диване, мягком и теплом, а боль в изломанном тельце куда-то ушла, оставив лишь легкое покалывание. Потянувшись, кошка мурлыкнула и поняла, что проголодалась. В последний раз она ела вчера вечером: утром ее пинком отогнали от привычного места у магазина, рявкнув в напутствие: