Факультет по связям с опасностью

Петровичева Лариса

Гамрян подошел к лежащим и очень пристально всмотрелся сперва в серое лицо Марго, потом — в Черникова. Эльдар подумал, что никогда не видел Гамряна таким: постаревшим, усталым и напуганным, что ли. Именно выражение страха на лице старого друга было настолько поразительным: Эльдар был уверен, что Гамрян ничего не боится.

— Я бы не сказал, что организм не реагирует, — глухо откликнулся он. Лиза кивнула и ответила:

— Это состояние, — и она указала на Марго и Черникова, — очень похоже на перезагрузку, Геворг. Червь внедряет программу. Мы с Эльдаром сделали все, что могли, но сам понимаешь, гарантий нет.

Гамрян тяжело вздохнул и опустился на свободную койку. Плечо Черникова вздрогнуло

под рукой Эльдара, закрытые веки приподнялись, открыв белые полосы закатившихся глазных яблок. Эльдар подумал, что надо бы ощутить что-то вроде сочувствия, но не смог этого сделать.

— Белокудренник есть у нас в оранжерее, — промолвил Эльдар. — Студенты с ним работают, но выносить его запрещается. Вне пар к нему имеют доступ только два человека.

— Кто? — осведомилась Лиза, и Эльдар ответил:

— Я. И Татьяна, моя ассистентка.

Глава 9

Шаги в темноте

Несмотря на случившееся нападение, на следующий день Марго отправилась на лекции, а Черников — в комнату Люды на занятие английским. Поздоровавшись, Люда подумала, что его лицо до сих пор сохраняет неестественную восковую бледность, и предложила перенести урок, но Черников только отмахнулся.

— Незачем разлеживаться, — сказал он. — Червя уже нет, так что и волноваться не о чем.

Люда по-английски похвалила его за такую решительность, но ее ученик только смущенно улыбнулся и развел руками, явно не разобрав ни слова. Люда не уставала удивляться, как при таком высоком уровне интеллекта — а она как истинный гуманитарий считала гениальными инопланетянами всех людей, разбирающихся в алгебре — Черников оказался совершенно беспомощным перед английским. Неправильные глаголы вводили его в состояние, близкое к легкому шоку, а система времен заставляла испуганно смотреть в окно, словно в поисках способа побега. Около получаса они бились над крошечным диалогом о путешествиях, а потом Люда вздохнула и сказала:

— Давай, что ли, кофе попьем? Нам ведь можно кофе после этих червей?

Черников кивнул. Люде казалось, что теперь он смотрит на нее иначе, так, будто они принадлежат одному братству.

— Вообще в них нет ничего страшного, — заметил он, когда Люда принесла две кружки с кофе. Эльдар, который что-то искал в гостиной, посмотрел на эти кружки с явным неудовольствием, но ничего не сказал. — Относительно новая разработка, но в принципе очень действенная. Нужна для манипуляций. Если червь не успел внедриться, то не будет никаких последствий. А если успел… ну что же поделать, придется выполнять приказы его хозяина. Не захочешь — заставят.

— Нам повезло, — сказала Люда. Почему-то кофе казался безвкусным, хотя она заварила его почти до угольной черноты. — Саша, как думаешь, чего добивается тот, кто их запускает?

Черников неопределенно пожал плечами. После того, как они с Марго пришли в себя в лазарете, разразился ужасный скандал. Разумеется, никто не собирался обвинять Эльдара в том, что он как-то замешан в создании червей, зато на Таню, маленькую и хрупкую ассистентку господина проректора, спустили всех собак — кроме нее, никто больше не имел доступа к запасам белокудренника. Вдобавок, случилось так, что, как назло, она всегда оказывалась рядом с жертвами. Конечно, Эльдар в прямом смысле слова взбеленился — его крики было слышно по всему студгородку, и в них пару раз встречалась такая нецензурщина, которая сделала бы честь любому пиратскому боцману. Вкратце суть его фраз сводилась к тому, что человек с поврежденным сознанием — а смещение души это вам не шутки — никоим образом не способен слепить червя и подселить его. Гамрян вроде бы с ним согласился, тем более, что у Тани не было абсолютно никаких магических способностей, но Лиза, срочно вызвав Таню и осмотрев ее, подлила

масла в огонь тем, что обнаружила странные нити в ауре подозреваемой. Нити не зародились там сами по себе, а имели явное искусственное происхождение, и Лиза предположила, что либо Татьяна очень опытный непосвященный маг, который крайне успешно шифруется от всех, либо кто-то манипулирует несчастной женщиной в своих целях, например, заставив ее раздобыть белокудренник. Одним словом, опять стало понятно, что ничего не понятно — но Таню на всякий случай решили временно отстранить от занятий и запретили выходить куда-либо, кроме детского блока.

— Конечно, это странно, — продолжал Черников, прихлебывая кофе. — Ладно, я понимаю, когда червей подселяют ко мне и Марго. Мы маги. А ты — человек. Неужели тот, кто способен на такую серьезную работу, не может отличить мага от человека?

— А это серьезная работа? — поинтересовалась Люда. Черников кивнул с чрезвычайно серьезным видом.

— Конечно. Тут нужен как минимум ведьмак или ведьма первого посвящения. А лучше знающий маг.

— Тогда Таня точно не при чем, — сказала Люда. — Она ведь человек. Как и я.

Черников вздохнул.

— Ты говоришь об этом так, словно извиняешься. Знаешь, а я бы хотел снова стать обычным человеком, — он мечтательно улыбнулся, и Люда заметила, как на бледных щеках пробивается румянец. — Я ведь когда-то был профессиональным танцором. Вел бы сейчас занятия у детей, судил соревнования и знать не знал бы ни о какой магии.

Люда удивилась. Насколько она успела понять, все маги искренне ценили свои способности и вряд ли согласились бы расстаться с ними по доброй воле. Магия была, прежде всего, возможностью подняться над жизнью, быть не марионеткой, а кукловодом. Вряд ли бы тот же Эльдар захотел утратить способности и вести обычную жизнь преподавателя, или кем он там раньше работал… Должно быть, Черников правильно оценил выражение ее лица, потому что решил объяснить:

— Магия меня изуродовала. Поверь на слово, я когда-то был совсем другим человеком. А стал убийцей — пусть меня использовали, но все-таки… Когда становишься магом, то теряешь право выбора. Получаешь силы, которые приходится использовать, хочешь ты того или нет. Так что не жалей о том, что ты человек. Я бы все за это отдал.

Почему-то Люде стало жаль его — она и сама не могла сказать, откуда взялось это внезапное и очень искреннее сочувствие. Ведь не станешь сопереживать владельцу «Бентли», который снова мечтает кататься на убитом «Москвиче»… Впрочем, от этих размышлений Люду отвлекла тонкая золотистая нить, проплывшая над головой Черникова — устало проводив ее взглядом, Люда сказала:

— Кажется, у меня галлюцинации из-за этого червя. Паутинки в воздухе вижу.

Она как-то вдруг поняла, что именно здесь и сейчас в этом можно признаться. К ее искреннему ужасу Черников молниеносным движением подхватил почти уплывшую нитку и протянул Люде.

— Что тут? — спросил он со странной надеждой, и Люда вдруг заметила, что у него нервно дергается нижнее веко.

Ей показалось, что она поскользнулась и падает — и то мгновение, когда все в душе томительно замирает, чтобы разлететься на осколки при ударе, растянулось в вечность.

— Нитка, — прошептала Люда. — Тонкая… золотистая.

Нить вдруг вспыхнула в пальцах Черникова и рассыпалась ворохом мелких искр. Черников некоторое время пристально всматривался в глаза Люды, а потом негромко проговорил:

— Это невозможно, Люд. Этого не может быть.

Кажется, он тоже испугался — во всяком случае, выражение его лица было таким, потрясенным и каким-то очень несчастным. Кружка недопитого кофе вдруг скользнула по столу и медленно поплыла к краю — Черников тотчас же схватил Люду за руки и с какой-то алчной болезненной мольбой пробормотал: