Fallout Equestria: Обыденная нежизнь

Nyerguds

– И это… – начала Мисти, понимая, что гуль сам ничего не скажет, если его не спросить.

– Музыка, – отвечал тот. – И, кстати, я не думаю, что кто-либо из довоенных артистов сможет сравниться по объёму репертуара с Жизнерадом Бодрым ^[5].

– А диджей Pon3 его песен вроде бы никогда не ставил, – ответил Спрей Пейнт.

Лемон улыбнулся:

– И неудивительно, их же никогда и не записывали. Жизнерад просто продолжает оставаться в живых, чтобы петь их. Да я думаю, что диджей бы их крутить и не стал –

тематика их обычно довольно депрессивна. На каждом из нас лежит тяжесть ужасов войны, и так певец просто справляется со своей.

– Помнишь какую-нибудь? – спросила Мисти.

– А что? Хочешь, чтоб я спел?

– Да.

– В таком случае вынужден тебя разо…

Заметив выражение лица Мисти, Лемон остановился на полуслове. Она не клянчила, не выпрашивала – ей просто очень хотелось услышать песню гуля. Лемон вздохнул:

– Что ж, ладно. Голос у меня далеко не певческий, но я постараюсь.

И жеребята и кобылки

Не помнят игр минувших лет,

И храбрецов, что сердцем пылки,

Смерть забрала давно, их нет.

Взглянув на край, что процветая

Когда-то жил, даря мечты,

Эквестрия, спрошу тебя я,

Страна, жива ещё ли ты?

Лишь ощутив разрухи ветер,

Узрев зелёный смерти жар

И в розовости канув сети,

Что всё вокруг забрала в дар

Взглянули вновь мы, но в итоге

Той бывшей мирной жизни тьмы

Одно сверкает в мыслей стоге:

А сами ещё живы ль мы?

По пустошам теперь скитаясь,

Покрытым пылью долгих лет,

Доверья ищем хоть бы завязь,

Где уж гармонии букет.

Но как заглянешь в города те,

Что пережили смерти дни,

То кровь кого-то на асфальте

Тревожит – живы ли они?

Заметка: Следующий уровень

Новая способность: Дарящий покой

Отныне положительный рост кармы будет наблюдаться каждый раз, когда вы надлежащим образом хороните умерших, будь то недавно погибшие, гули или же жертвы Великой Войны.

День четвёртый

Оживая в грёзах

находишь лишь кошмары прошлого

Полуденные грёзы

были единственно доступным гулю подобием сна. День еще не настал, но Лемону это не мешало. Потерявшись в мыслях, глядя перед собой, он позволил своему разуму скользить по закоулкам памяти.

И тот неотвратимо соскользнул в пропасть.

~~~

Паника.

Лемон Фриск не спускал взгляда с потока пони, рвавшегося к двери Стойла.

– Сохраняйте спокойствие! – крикнул он, полный решимости сохранить порядок и в то же время спокойный за свою семью, уже попавшую внутрь. – Успеют все. Время ещё есть.

Он был специалистом по экстренным ситуациям, а это-то как раз и была очередная экстренная ситуация. Пусть и не связанная с вечеринками, вводом в эксплуатацию спрайт-ботов или предотвращением террористических актов сторонников зебр, но и не становившаяся от этого менее экстренной. И будь он проклят, если позволит всему этому впервые обратиться в хаос.

– Лемон Фриск! – кто-то прокричал позади него. – Давай внутрь! Они закрывают дверь!

Лемон посмотрел на пони, стоявшего на пороге двери в Стойло:

– Что? Мы же только начали оповещение гражданских!

– Та розовая дрянь не ждёт, – ответил жеребец. – А они все – уже трупы.

– Нихрена подобного! – проорал Лемон в ответ. – Я вижу, что они идут!

– Дверь закрывают, Лемон! Скорей тащи сюда свою задницу!

Лемон посмотрел на пони за огромными окнами здания Министерства. Один за другим они падали, когда розовое облако проходило через них. Клубы розового дыма просачивались сквозь щели вокруг стеклянной двери. Он в ужасе поглядел на это, быстро развернулся и побежал в Стойло.

~~~

Резкий вдох – и пустошь вновь предстала перед глазами Лемона. Он зажмурился и потряс головой, чтобы прогнать нежеланные воспоминания, но тщетно. Их поток уже было не остановить… вот закрылась дверь Стойла, и вот во всех помещениях зазвучало обращение Скуталу:

"Здравствуйте. И прощайте. Моё имя – Скуталу. Вы, возможно, знаете меня, как вице-президента Стойл-Тек, компании, которая спроектировала и построила Стойло, в котором вы нашли своё убежище. Но прямо сейчас я говорю вам как одна из очень-очень-очень многих пони, что вы, суки, убили"

С каждым последующим словом Скуталу оставляла этому Стойлу всё меньше и меньше надежд. При всей этой войне, после всех лично ею вложенных усилий, ушедших на поддержание морали населения и сохранение некоторого единства в стране, она, близкий друг Министерских Кобыл, обвиняла всех этих пони. Лемон Фриск и так уже не надеялся увидеть мир снаружи, а эта кобыла ещё и сказала, что его не увидят ни их дети, ни даже внуки. Что все их потомки обречены оставаться внутри, пока Стойло неизбежно не выйдет из строя окончательно, даже спустя многие поколения после тех, на кого она возлагала ответственность за войну.