Fallout: Equestria
Шрифт:
Каламити молчал, двигая глазами. Я решила, что он думает, с чего бы начать.
— Ты перед этим какие-то комитеты упомянул, — предложила я.
— Да, сейчас, — сказал оранжевый пегас, обдумывая всё. — Анклав управляет правительством пегасов через комитеты. По сути, Советы — большущие комитеты из пони, избранных для принятия национальных решений. Также Советы создают малые комитеты, которые будут решать локальные или особые... да блин, на сам деле эт значит, что они нифига ничего не делают.
Я уже запуталась.
— Так... А Анклав... Это государство, армия или правительство?
Каламити
— Черт подери... — Махнув хвостом, он мысленно вернулся к тому, с чего начал: — Ладно, Анклав это... ну... эт не государство. Все пегасы — граждане, независимо от их принадлежности Анклаву. Все пегасы могут голосовать за представителя из своего города в Нижнем Совете и за того, кого они хотят видеть членом Высшего Совета. И ток члены Анклава могут баллотироваться на правительственные должности.
— И.. Как же пегасы становятся членами Анклава?
— Не неси чушь, Лил'пип, это ж и так понятно! — ухмыльнулся Каламити. — Их вербуют.
Так... Значит на должности в правительстве годились лишь те, кто служили в армии? Я попыталась осознать это, но это вызвало лишь головную боль. Анклав ведь появился во время движения за изоляцию, когда пегасы отказались участвовать в войне.
— Чёрт, видать, они считают, что у того, кто смог пережить три года обучения военному делу и три месяца практики с моим отцом, достаточно стойкости, чтобы помогать управлять страной.
Брр. Анклав быстро занял одно из первых мест в списке "Вещи, из-за которых у меня болит голова". Он уже обогнал "Ферму Камней" и шёл нос к носу с "Двигателями поездов".
— Как так получилось, что у вас есть армия, в то время как войн нет уже двести лет? — выпалила я, пытаясь разобраться в этой путанице.
— Ну, было несколько стычек, — ответил Каламити. — Движение за отвоевывание небес у грифонов остановилось во времена Радара. В основном же военные выполняют роль службы внутренней безопасности и патрулируют облачный покров.
— Все равно не понимаю, — покачала я головой. — А кто тогда у вас Смотрительница? — Вспомнив Стойло Двадцать Четыре, я добавила: — Ну, или Смотритель, если у вас там жеребец во главе.
Это ведь правительство. Государство. Кто-то должна быть главной. Кто-то должна быть Принцессой.
— Нет таких, Лил'пип, — вздохнув, сказал Каламити. — В том-то и дело.
Я сломала голову, пытаясь понять то, что шло вразрез со всем, что я знала о работе комитетов. Идея советов звучала немного похоже на город Дружбы, но такой большой и замысловатый, что я не смогла бы построить вокруг него структуру.
Каламити оглянулся на дверь. Рейлрайт выталкивал двоих пегасов, в то время как Стилетто стояла около кушетки Морнинг Фрост.
— Лил'пип, я побёг.
— Иди. Помоги им. — Я махнула ему на прощание. Сделай всё возможное, друг.
Каламити повернулся и замахал крыльями, поднимаясь в воздух. Ветерок от его крыльев охладил меня.
— Каламити? — окликнула я его, едва он полетел к выходу. Он остановился и обернулся.
— Мы сможем всё исправить, — ещё раз заверила его я. Он горько посмотрел на меня, и я согласилась с его взглядом: — Ты прав... смерть не исправить. Но мы добьёмся того, чтобы все эти смерти не были напрасны.
—
— Я не знаю... — призналась я. — Пока что. Но я даю тебе слово, мы сможем. Сможем сделать это началом чего-то большего. Того, за что стоит умереть.
Каламити улыбнулся. Слабо, но с неподдельной теплотой.
— Ловлю тя на слове.
Я улыбнулась ему. Моему первому другу.
— Спасибо.
Каламити посмотрел в сторону двери. Рейлрайт, Трекер и Санглинт уже ушли. А Стилетто никак не могла провести Морнинг Фрост мимо всех этих кроватей.
Я видела, как взгляд Каламити мечется от койки к койке. Тут был старик, который потерял ногу. Жеребёнок, полностью замотанный в окровавленные бинты — пострадавший от шрапнели — плакал на груди у матери. Один из осколков задел его кьюти-марку, которой не было и недели. Жеребец в трёх кроватях от него спал под действием успокоительного. Его жене не повезло оказаться на улице, когда Анклав начал заливать их пылающей плазмой. Вероятно, она была одной из тех горящих пони, которых я милосердно застрелила. Он сильно обгорел, пытаясь подобраться к ней, но его ожоги были ничем; для него намного мучительней было наблюдать, как его любимая кричит в агонии, объятая плазменным огнём... и сохранить это воспоминание как последнюю память о ней.
На этот раз меньше всех пострадала я.
— Но чё нам до этого то делать? — не оглядываясь, спросил Каламити.
Я закусила губу, не в силах унять дрожь. К глазам подступали слёзы, но я не давала им выйти наружу. Не здесь. Не сейчас.
— То же, что избрал бы СтилХувз, — ответила я. — Бороться.
Он вышел, и я снова уставилась на вентилятор, мои мысли крутились, как его лопасти.
Мы будем бороться. До тех пор, пока не найдём способа всё исправить, сделать мир лучше. Мы будем упорно шагать к этой цели. И будем помогать пони всем, чем сможем.
Так бы поступил СтилХувз.
— Вот твоя вода, — раздался голос янтарной кобылки, она скакала ко мне. Я ощутила прикосновение стекла к груди. Послышался хлопок и шипение, когда она открыла свою бутылку Рассветной Сарсапарели. И этот звук напомнил мне кое о чём.
Мы что, на свидании?
Напомнил о СтилХувзе. О Богини, как же я по нему скучаю.
И после этого шлюзы прорвало окончательно. Плевать, где я и кто рядом. Я свернулась калачиком и начала плакать. Глубокие, щемящие рыдания. За ту боль, что вынесла Вельвет Ремеди. И за Каламити. За Дитзи Ду, которая едва не погибла. Я плакала за мужа, который потерял свою жену, и за старика, который потерял свою ногу, за город, который потерял радость от солнечного света и получил взамен кровавую бойню.
Я плакала за маленькую кобылку, чей прах был в бутылке. И за Стар Спаркл.
Но сильнее всего я плакала за СтилХувза.
* * *
Быстро выбившись из сил, Дитзи Ду отправилась наверх с Паерлайт, оставляя Сильвер Белл "присматривать за магазином", а грифона-телохранителя присматривать за Сильвер Белл и не позволять никому из пони подняться следом за ней. Пока все остальные были заняты, Ксенит оттащила мою койку в комнату Дитзи, давая мне немного покоя и уединения.
Сегодня плачь. Сегодня отдыхай. Завтра снова в бой.