Фамильная честь Вустеров
Шрифт:
Конечно, положение у меня было – не позавидуешь, и человек малодушный, пожалуй, решил бы, что сопротивляться бесполезно, он погиб. Но в том-то и дело, что Вустеров, как я уже не раз говорил, в малодушии не упрекнешь. Они никогда не теряют голову. Ум молниеносно выдает решение, за решением молниеносно следует действие. Таков был и Наполеон. Если помните, в ту минуту, когда я готовился объявить Споду, что знаю его тайну, я закурил сигарету, и сейчас эта сигарета все еще была у меня во рту. Я выхватил ее из мундштука и прижал тлеющий конец к похожей на окорок руке, которая не давала мне уйти.
Я определил, что эта массивная особа есть не кто иной, как моя тетушка Далия, по запаху одеколона, которым были смочены ее виски, хотя не растерялся бы и без одеколона: колоритные охотничьи ругательства, которые сорвались с ее уст, сразу вывели меня на верный путь. Мы полетели кубарем на пол и даже, наверно, покатились, ибо я вдруг обнаружил, что столкнулся с Родериком Сподом в простыне, а он, когда я его в последний раз видел, находился в другом конце комнаты. Без сомнения, объяснить это нетрудно: мы катились в направлении норд-норд-ост, а он – в направлении зюйд-зюйд-вест, потому и встретились примерно на середине диагонали.
Опомнившись, я заметил, что Спод держит тетю Далию за левую ногу, а ей это, видимо, совершенно не нравится. Она задохнулась, когда налетевший на нее племянник врезал ей под дых, но сейчас начала приходить в себя и обрела способность негодовать. Ну и досталось всем от этой пламенной натуры!
– Что это за притон? Что за дом умалишенных? – полыхала она. – Здесь все с ума посходили? Сначала навстречу мне по коридору несется Виски-Боттл, как ошалевший мустанг. Потом ты норовишь пройти сквозь меня, будто меня и не существует. А теперь этот джентльмен в бурнусе щекочет мне щиколотку – в последний раз такое случилось со мной на охотничьем балу в двадцать первом году.
Видимо, ее недовольство каким-то образом пробило путь к ушам Спода, в нем проснулось что-то доброе, потому что он отпустил теткину ногу, она встала и принялась отряхивать свое платье.
– А теперь будьте любезны объясниться, – велела она чуть более спокойно, – я требую. Что здесь происходит? Что все это значит? Кто этот идиот под балахоном?
Я представил их друг другу.
– Разве вы не знакомы со Сподом? Мистер Родерик Спод, миссис Траверс.
Спод наконец-то стянул с себя простыню, но картина по-прежнему была на месте, и тетя Далия с изумлением на нее уставилась.
– Ради всего святого, зачем вы надели себе на шею картину? – спросила она. Потом добавила, слегка смягчившись: – Впрочем,
Спод ничего не ответил. Он шумно дышал. Я не винил его, заметьте, – на его месте я бы тоже шумно дышал, – однако мне было от этого не слишком уютно и хотелось, чтобы он перестал так дышать. Он также буравил меня взглядом – хорошо бы и буравить перестал. Красный как рак, глаза выпучились, а волосы – странно, но почему-то казалось, что они стоят дыбом, ну в точности иголки у озлившегося хамелеона, как однажды сказал Дживс про Барми Фозерингея-Фипса, когда тот поставил огромную сумму на лошадь, которая, как его уверили, должна победить, а она пришла шестой на весенних скачках в Ньюмаркете.
Помню, во время непродолжительного конфликта с Дживсом я нанял на его место человека в агентстве по найму прислуги, и через несколько дней он надрался как сапожник, поджег дом и пытался изрезать меня на куски кухонным ножом. Ему, видите ли, хотелось посмотреть, какого цвета у меня внутренности, ни больше ни меньше. До сих пор я считал этот эпизод самым страшным из всего, что мне довелось пережить. Теперь я понял, что он передвинулся на второе место.
Слуга, который мне вспомнился, был темный, необразованный парень, а Спод получил хорошее воспитание и образование, но, несомненно, в одном отношении у них наблюдалось родство душ. Во всем остальном это были земля и небо, и тем не менее обоим страстно хотелось узнать, какого цвета у меня внутренности. Разница лишь в том, что слуга хотел удовлетворить свое любопытство с помощью кухонного ножа, а Спод готов был выполнить операцию голыми руками.
– Мадам, я вынужден просить вас оставить нас наедине, – сказал он.
– Но я же только пришла, – возразила тетя Далия.
– Сейчас я вышибу дух из этого негодяя.
С моей тетушкой нельзя разговаривать в таком тоне. В ней чрезвычайно сильны родственные чувства, а своего племянника Бертрама, как я вам уже говорил, она просто обожает. Она грозно нахмурилась.
– Вы и пальцем не тронете моего племянника.
– Я переломаю ему все кости до единой...
– И не мечтайте. Какая неслыханная наглость!... Эй вы, стойте! У-лю-лю!
Последние слова она уже выкрикнула, и выкрикнула потому, что Спод в этот миг вдруг сделал шаг в мою сторону. Глаза его горели, усики злобно топорщились, он скрипел зубами и кровожадно сжимал и разжимал пальцы, и можно было бы предположить, что я сделаю прыжок в сторону, как балетный танцор. Чуть раньше так бы и случилось, но сейчас я и с места не двинулся, стоял спокойно и неколебимо, как скала. Не помню, сложил я руки на груди или нет, но на губах у меня играла легкая ехидная усмешка. в этом я клянусь.
Вырвавшийся из уст тетки боевой охотничий клич помог сделать то, над чем я впустую бился четверть часа, – провал в памяти наконец-то исчез! Я ясно услышал голос Дживса, произнесший магическое заклинание. Такое часто случается – казалось бы, всё, никогда тебе не вспомнить, и вдруг слово выскакивает из тайника, где пряталось: привет, вот оно я!
– Минутку, Спод, – безмятежно сказал я. – Всего одну минутку. Пока вы еще хоть что-то соображаете, может быть, вам будет интересно узнать, что мне известно все о Юлейлии.