Фани – мадемуазель из Удмуртии. Часть вторая

– Беги-и-и…

Вода под Мишкиными ногами хлынула через земляную насыпь, и мощный поток ударил, ворочая и снося со своего пути ветки и бревна, старую телегу, мешки с песком – все, что накидали солдаты. Мишка успел вскарабкаться на вал. Сапоги, которые он бережно поставил на верхней кромке насыпи, чтобы не попортить, в мгновение ока исчезли в промоине. Рядом орудовали лопатами мужики, швыряя в быстрое течение комья земли и песок. Но ничего не помогало: вода стремительно рвалась вперед, ломая деревянную плотину. Еще немного – и нижняя улица города будет затоплена.

– Мужики, кидай, что под руку попадется! Хватай, что можно унести!

Рабочие

и солдаты побежали по дворам, сгребая все, что попадалось. Взгромождали на себя мешки с мукой и зерном, короба с углем, тянули сундуки с утварью, ломали заборы. Бабы выли и падали грудью на добро, не выпуская. Мужики орали на жен: "Дуры, все одно под водой погибнет!" и сами тащили к промоине и сбрасывали вниз емкое имущество. Вода бурлила, поглощая скарб. Старший смотритель завода, обрусевший немец по имени Федор, командовал:

– Держись, братцы, подводы рядом!

Среди криков, воя людей и грохота взбеленившейся воды едва слышался тонкий старческий голос: старый удмурт с белыми длинными волосами и желтыми слезящимися глазами тряс посохом, стоя на валуне рядом с разрушенной плотиной, и кричал:

– Сазьтиськи, окаянной! Азьпалзэ тодытыса веран быдэсмытэк – музъем усьтиськиз. Шаман убиенный кыскиз ас понна – ваньмыз быремын 1 . Гоните чужаков с земли удмуртской, если хотите остаться живыми!

Смотритель завода, перекрикивая шум воды, скомандовал:

– Убрать смутьяна!

К старику кинулись солдаты, подхватили его под руки и стащили вниз. Ноги «смутьяна» безвольно скользили по грязи, а рот все еще разевался, но криков уже не было слышно – старику двинули «под дых».

В конце улицы загромыхали долгожданные подводы с лесом. Мишка вздохнул с облегчением. Груженые телеги останавливались у края промоины, лошади испуганно били копытами и ржали. Их крепко держали за поводья по двое и по трое солдат, пока остальные скидывали в водоворот лес.

Вскоре все телеги опустели. Вода, наконец, отступила. Тонкие ручьи еще пробивались сквозь груду деревьев, мешков и скарба, но уже не грозили затопить город. Люди смогли вздохнуть спокойно.

Мишка огляделся: мужики вокруг чумазые, лиц не видно, половина – босые. «Сапоги жалко!» – подумал он. Когда теперь такие выдадут. На заводе Мишка без году неделя – а уже дослужился до сапог: получил обувку в благодарность за участие в установке на шпиль заводоуправления часов-курантов. Тогда он упросил мастера взять его с собой наверх. По винтовой лестнице добрались до площадки вокруг высоченного шпиля, на котором высился российский герб – двухаршинный золоченый двуглавый орел с тремя коронами, скипетром и державой, и широкими, в косую сажень, раскрытыми крыльями. Солнце отражалось от его блестящей поверхности, слепило рабочих. Мишка уселся, как петух на оградку, на самый край узенькой площадки вокруг башни, зацепившись ногами за ажурную решетку, и озирал окрестности, пока остальные водружали огромные часы, приклепывая их по металлу. В этом весь Мишкин подвиг и состоял. Вот так, ни за что, получил повышение до подмастерья и был награжден сапогами.

Зябко потирая одну босую ногу о другую, Мишка вспоминал, как год назад он вместе с конюхом Василием, получившим вольную от воткинского генерал-губернатора за помощь в поимке убийцы, прибыл из Воткинска на Ижевский завод. Завод поразил парня: пылали жаром доменные печи, лились лафеты, ковалось

оружие. Работу начинали спозаранку – в пять. Заканчивали в сумерках. Спали в рубленых домах, на полатях, по шестеро, а в жаркие дни – на полу, на казенных суконных одеялах. Но зато имелись баня, сад и оружейная школа, где таких, как Мишка, мальчишек обучали оружейному делу: гравировке, токарной обработке дерева и металла.

Мишка по бревнам допрыгал до места ниже того, где водоворот утащил его сапоги. Там, в заводи, плавал смытый потоком мусор, промокшие вещи, хворост. Мишка длинной жердью поковырял глину, надеясь нащупать свою пропажу. Уткнулся во что-то податливое. «Никак, нашел!» – и принялся палкой подтягивать пропажу к себе. Когда до находки оставалось меньше аршина, он засунул руку в грязь, ухватился посильнее за что-то липкое и дернул. Сапог, издавая страшные вопли и разбрызгивая вокруг себя хлябь, дергался и вырывался из его руг. Мишка с испугу выпустил находку, плюхнувшись по инерции на землю. «Сапог» перевернулся в воздухе и оказался худым грязным петухом, едва не принявшим смерть в земляной жиже. Птица, вереща, бросилась наутек. А мужики, которые отдыхали на земле рядом, грохнули от смеха так, что даже командир ижевского завода Нератов Иван Александрович, наблюдающий за ликвидацией аварии с террасы генеральского дома, направил в Мишкину сторону лорнет, чтобы рассмотреть, над чем так гогочут рабочие.

Миловидная девушка в скромном, но элегантном платье изумрудного цвета, которое красиво оттеняло ее каштановые, уложенные в строгую прическу волосы, тоже наблюдала за происшествием на плотине из окна генеральского дома. Это была француженка-гувернантка Фани Дюрбах. Увидев Мишкин конфуз, девушка звонко рассмеялась, задёрнула тяжелые шторы и повернулась к своим ученикам. Перед ней за столом сидели мальчик и девочка лет двенадцати. Оба с одинаково светлыми кучерявыми волосами и голубыми глазами. Оба – похожие на ангелочков с миниатюр. Вот только характер у этих божьих созданий был совсем на ангельский. Пока гувернантка выглядывала в окно, Наталья опрокинула чернильницу на тетрадку брата, и огромная клякса залила его записи и стол. Анатолий, недолго думая, схватил листы сестры и бросил их поверх лужи. Когда мадемуазель Дюрбах повернулась к детям, ее ждала картина апокалипсиса: Наталья вцепилась в волосы Анатолию, а школьные тетрадки безнадежно промокли.

–Arretez ca tout de suite, petits vandales ! Sinon, je vais appeler votre papa![i]

Дети враз присмирели и оторвались друг от друга. Фани устало махнула рукой – урок окончен.

Гувернантка взяла из вазы, стоящей на столе, яблоко, надкусила его и вышла из комнаты вместе с детьми, держа в руке ароматный плод. Вместе они начали спускаться по деревянной лестнице на первый этаж.

Навстречу гувернантке и её воспитанникам поднимался по ступенькам молодой человек в слегка потертой форме горного инженера, с темными вьющимися волосами, с носом-пуговкой, на котором сидели круглые очки. Все его лицо, манера близоруко щуриться, смотреть несколько в сторону от собеседника, вскидывая вопросительный взгляд, выражало уступчивость характера. А извиняющаяся улыбка на губах – доброту и щепетильность.

– Арсентий Петрович, здравствуйте! – ласково обратилась к нему Фани. Ее воспитанница присела в книксене. Анатолий наклонил голову.

– Здравствуйте, мадемуазель Дюрбах, – широко улыбнулся молодой человек. – Приветствую и вас, Наталья, Анатолий. Ваши занятия окончены? Что сегодня изучали?

Анатолий отвечал вдумчиво и не спеша:

– Сегодня была география, говорили про Америку и Новый свет. Я бы хотел поехать туда и своими глазами увидеть эту великую страну.

– А вы что скажете, мадемуазель Натали?