Фантасофия. Выпуск 6. Трэш
Шрифт:
Мы со всеми родственниками заселились в одном доме – он одноэтажный, но в нем много комнат. Я принес с собой лыжи и поставил их в кладовку рядом с другими. Все хорошо, но одно плохо и вызывает у всех большую тревогу (многие просто в ужасе) – в дом повадился ходить йети (снежный человек, саскватч). Мы устраиваемся на ночлег с мыслью, что он опять может появиться, причем для него не существует преград, он умеет проходить сквозь стены (телепортация). Мы с кем-то двоими выходим из дома и осматриваем одну из стен снаружи и палисадник. Кто-то говорит, что место это очень странное, а я, продираясь сквозь заросли, прямо заявляю, что это «заколдованная зона», здесь наложено кем-то заклятье. Затем мы с моим зятем Антоном
Затем на следующие сутки я со своим другом Мануйловым Геннадием приехали на его машине в какую-то сельскую местность. Здесь также водится йети. Геннадий уходит по своим делам, а я слушаю леденящие душу рассказы деревенских о том, как он повадился к ним ходить (йети) и красть людей, убивать скот. Я дошел до полянки, отдельно от поселения, на краю которой примостилась сторожка (лесника?) или пасека. Хозяин – пожилой мужичок рассказывает мне, живописуя во всех красках о зверских выходках йети. Я живо представляю себе эту картину: мчится волк, за ним охотится овчарка, но вот появляется йети и бросается на волка. Тот вступает с ним в схватку, но силы неравные, йети убивает волка. Овчарка тут же переключается и, действуя заодно со своим бывшим противником, бросается на помощь волку, пытаясь перегрызть горло йети. Но тот убивает и ее. В это время мне говорят, не мужик, а какая-то старуха, что вот мол, йети захватил двух мужиков и использует их. Я переспрашиваю: «он использует их в качестве рабов?» «Нет», – отвечает пожилая женщина из деревни, – он их «матросит», в смысле «пидорасит». «Значит, он их трахает в задницу» – понимаю я и вижу перед собой йети – огромный, лохматый, со зверским выражением лица неандертальца он своим огромным членом буравит расширенный анус бедолаги. Я даже посочувствовал, пожелав пленнику попытаться максимально раздвинуть анальное отверстие, стоя «раком», чтобы йети не порвал его.
Самое главное, что йети обладает сверхъестественными способностями, и его практически невозможно изловить или уничтожить. Он – словно некий злобный демон, ужасный монстр, дьявол во плоти.
Затем мужичок (опять он!), хитро улыбаясь, говорит, что он знает меня, т. к. сам учился в городе, «в университетах». Мол, зря я думаю, что все здесь темные, деревенщина. Я говорю, что, вероятно, мы знакомы благодаря моему другу Геннадию, он здесь проводит трубы, и я приехал с ним. Мы поговорили еще ни о чем.
Узнав о гибели своего старшего приятеля, Игорь был потрясен. Он так давно не звонил ему и не посещал «клуб», что пропустил и похороны, и поминки, так и не простившись с покойником. Впрочем, все это были формальности, куда горше было свыкнуться с мыслью, что он никогда больше не увидит этого человека, не услышит его голоса, смеха, мудрых высказываний. Теперь не перед кем будет гордиться достигнутым в творчестве, ибо никому больше он не доверял редактирование своих творений.
Был человек, и в один момент не стало его, и ничего не осталось, кроме воспоминаний, да немногих результатов его деятельности в этом мире и кое-каких предметов, связанных с ним.
Игорь почему-то вспомнил один эпизод, когда он поздним январским вечером возвращался от Хакимова домой. Перед этим у них зашел разговор о России, ее судьбах. Пожилой коллекционер уважительно отзывался о своей Родине. И вот, выйдя из дома, молодой человек зашагал вдоль заснеженных улиц, любуясь окружающим его зимним пейзажем. Освещенный лунным светом и электрическими фонарями снег искрился, переливаясь тысячами маленьких огоньков, словно россыпи алмазов и серебра. Кругом сугробы, черные стволы деревьев, зеленые ели с шапками снега на разлапистых ветвях, темное небо с блестящими звездочками и полной луной, не хватало только саней с запряженными в них лошадьми – совсем как в России прошлого –
«Родина, Отчизна, Мать! Ни на что не променяю ее. Не нужны молочные реки и сахарные берега, тропический рай. Мой Эдем здесь, в России-матушке!»
И сейчас, с грустью вспоминая об этом, он почувствовал, что со смертью старшего товарища, словно безвозвратно ушел из его жизни целый мир, это ощущение волшебства, сказочности российского бытия, и осталась лишь суровая и неприглядная в своей сущности реальность, а все эти несбыточные грезы о справедливой и доброй России разом растаяли, исчезнув без следа.
Игорь, будучи натурой чуткой, чувствительной, ощущал какую-то потерянность и одиночество, а вместе с тем и растерянность. Но постепенно жизнь брала свое – мертвые уходят, а живые остаются. Весна с каждым днем все сильнее заявляла о себе и где-то после середины апреля окончательно вступила в свои права. Произошел перелом – за какую-то неделю от снега не осталось и следа.
Трагедия, случившаяся с Хакимовым, так потрясла молодого сочинителя, что еще долгое время он не мог притронуться к ручке и бумаге, словно что-то внутри не позволяло вдохновенно излагать свои мысли и фантазии так же свободно, как и раньше. Но однажды он вспомнил слова покойного библиофила, с которыми тот с присущей ему горячностью обратился к собравшимся у него гостям: «А я говорю вам, что книгу не заменит ни телевизор, ни видео, ни пресса, ни компьютер, ни кинотеатр. Книга вечна, она всегда была, есть и будет, пусть хоть весь мир встанет с ног на голову! Книга – это слово, а Слово, как мы знаем, это – Бог. Создатель выражает Себя в звуках, цветах, ароматах, миллиардах вещей, но „В начале было Слово, и Слово было у Бога, и Слово было Бог“. Лишь книга единственно верно и со всей полнотой и яркостью выражает Слово, Божественный Глагол, и никто и ничто не в состоянии заменить ее, Книгу».
И еще он как-то спросил Игоря:
– Как ты думаешь, кто самые порядочные люди в мире? Я имею в виду профессиональные категории.
– Ну, наверное, врачи, священники и судьи, – в недоумении пожав плечами, ответил тот.
– Нет, самые порядочные – это писатели. Именно благодаря им мир людей еще не поглотил окончательно мир зла.
И, немного подумав, добавил:
– Мы все приходим в этот мир, сказать свое Слово… Сказать слово миру. Но именно писателям удается это сделать лучше всех.
Вспомнив об этом, Игорь с отчетливостью осознал для себя, что, если умеешь делать что-то хорошо, и к этому у тебя лежит душа, то нужно сосредоточиться большей частью именно на этом занятии и стараться выполнить свою работу как можно лучше – в этом смысл человеческого призвания здесь, на Земле.
Вскоре он вновь принялся за работу, уверенный в своих литературных способностях. И все же, как нелегко было совмещать бизнес и творчество, отдавать всего себя сочинительству, находя для этого силы и вдохновение, и в то же время думать о том, как заработать себе на кусок хлеба. Воистину в этом мире нельзя быть слабым, иначе затопчут.
Порою, Игорь с горечью признавался самому себе, что писатель (как и всякая творческая личность), который вынужден думать о деньгах и о том, как их побольше заработать – это уже не писатель и не творец, это – литературный онанист. Бывали моменты, когда он со злостью и отчаянием клял про себя весь этот мир и общество, в котором жил и трудился, не в состоянии посвятить все свои силы и возможности призванию: «Творческие личности – это самые уязвимые и беззащитные люди. А вы, ублюдки, травите их каждый по-своему! Без творцов не было бы ничего. Каждый человек является творческой личностью в той или иной степени, но творцы от духовной культуры – самая основа всего человеческого бытия. И уничтожать их, издеваться над ними, обижать и обкрадывать их, бедолаг – значит убивать свою собственную душу».