Фантастическая политика и экономика

Карнишин Александр Геннадьевич

А после Сашки все как-то разом, не говоря друг другу ни слова, встали и пошли, растягиваясь в цепь. Как в кино. В психическую. На эти танки. И никто не стрелял - просто шли на танки, зная, что это - в последний раз.

Кто же знал, что все это транслируется в прямом эфире? Там же камеры на площади. Вот с них картинку тогда выдали на весь мир. Как погибли первые, как пошли остальные. Размеренно так пошли, не пригибаясь даже нисколько. Только плакали некоторые на ходу. Плакали - и шли.

А танки вдруг завозились, завозились, и стали уходить,

разворачиваясь и искря траками по брусчатке. Может, команду какую-то получили... А может, просто вспомнили, что тоже люди. Кто теперь скажет? Только последние кадры с тех камер были такие, что идут цепью полтора десятка штатских, а от них танки уходят, уходят, уходят...

...

– Они, выходит, все герои, деда? И ты тоже?

– Они герои. Да. Только, знаешь, внучек, иногда мне кажется, что лучше бы их всех там положили, на той площади. И меня с ними вместе. Всем вам - лучше. Так вот иногда мне кажется...

– Ты не плачь, деда! Ты же герой! Герои не плачут!

– - Жизнь закончилась

Стук в дверь раздался в самый неподходящий момент.

– Чего надо?
– сипло крикнул Иван, выбираясь из-под скомканных и скрученных простыней.

– Откройте, пожалуйста. РПН!

Бормоча вполголоса ругательства, Иван накинул простынку на разлёгшуюся разгорячённую девушку, прижал палец к губам - мол, никшни тут и не отсвечивай - и, поправив рубаху и застегнув брюки, вышел в тесный тамбур. Как только он щёлкнул задвижкой, дверь вырвалась из его рук, а в номер, подталкивая его перед собой - "чего вы толкаетесь?", ввалились сразу пятеро полицейских в чёрном.

– В чем дело, собственно?
– попытался показать, кто здесь хозяин Иван.

– Мы получили информацию, что в вашем номере - гостья. А время, - один из "чёрных" акцентировано чётко поднял руку и посмотрел на часы, - уже полночь. Прошу дать необъодимые разъяснения.

– Какие ещё разъяснения? Мы здесь все - взрослые люди!
– начал было качать права Иван.

Но тут двое больших и крепких в чёрном подошли к нему, довольно невежливо оттеснили к креслу, толчком усадили. Тут же на обоих плечах оказались чужие тяжёлые ладони, предупреждающие, что встать так просто не удастся.

– Сначала от девушки...

Загорелое лицо высунулось из-под простыни, тонкая рука молча протянула паспорт.

– Так... Сандра... Ишь, имён у них больше нет как будто других... Возраст - совершеннолетняя. Это хорошо. Ага. Семейное... Вдова. Вероисповедание... Ага. Девушка, одевайтесь, распишитесь в протоколе и можете быть свободны. Ну, а теперь - ваши документы, будьте добры.

Паспорт Иван бросил на столик у зеркала, как вошёл. И теперь документ поднесли к его глазам:

– Это ваш паспорт?

– Мой.

– Запишите: принадлежность документа подтверждает лично. Так..., - привычные пальцы быстро перелистывали страницы.
– Совершеннолетний. Православный. Наш клиент, я же говорил...

Состоит в браке... Оп-па... И как же это следует понимать?

– Там, под обложкой, свидетельство о расторжении брака, нотариально заверенное!

– Под обложкой, под обложкой... Что тут у нас? Записывайте, записывайте: два презерватива импортных, карточка "Виза" - номер потом спишете, три визитные карточки разных людей, две черно-белые фотографии размера три на четыре, записка на обрывке листа в клетку... Все.

– Как - все?
– рванулся Иван, но тут же осел обратно, придавленный к креслу тяжёлыми ладонями.

– А так - все, - старший из "чёрных" отодвинулся от стола, на котором раскладывал все найденное.

Он показал буквально вывернутую обложку, повёл рукой над выложенными на стол предметами.

– Всё. Итак, ваши объяснения?

– Может, выпало где-то в коридоре?

– Тут - ничего!
– тут же отозвался кто-то из тамбура, продолжая шуршать вещами.

– И тут - ничего. Ну-с?
– склонил голову набок старший.
– Как же так у нас выходит? А ещё - православный... Нехорошо.

Укоризна в голосе была неподдельной.

– Я прошу позвонить моему адвокату.

– Отказываю.

– Почему?

– Вы все ещё не поняли? Мы - не полиция, у нас законы совсем другие. Мы - религиозная полиция нравов.

– А если бы я был, скажем, атеистом?

– Вот тогда с вами бы разбирались другие люди и по другим законам. Но у вас вот в документе сказано: православный. Вон и крест на груди вижу... Так что, выходит, грешить изволите? Давно ли Библию читали? На исповеди давно ли были? В какой храм ходите?
– и уже отворачиваясь, небрежно бросил своим.
– Пакуйте его.

Тут же на голову Ивана набросили чёрный мешок, руки связали сзади пластиковыми наручниками, его самого подняли тычками из кресла и повели, поддерживая с двух сторон. И уже на выходе, на самом последнем шаге, услышал Иван тихий голос:

– Спасибо, Сандрочка, тебе это зачтется.

– А-а-а-а! Сука!

Но мешок глушил все звуки, и за руки его держали крепко.

Эти своего не упускают.

Впереди было только плохое. Жизнь, как её знал Иван, закончилась.

– - Кризис

Задерживаться на работе сегодня было совсем никак нельзя. Последний день месяца - это не последний день года, конечно, но все же, все же...

Марк ехал в своей бронированной "Ладе-Вишня" самого натурального вишнёвого цвета по пустынным вечерним улицам родного города и ругал сам себя, одновременно активно крутя головой и стараясь замечать все вокруг.

Вот из метро вывалила компания подвыпивших мужиков. Идут рядом, дружной сплочённой массой - эти отобьются, если что. Вон колонной на малой скорости пересекли перекрёсток сразу шесть "лэндкрузеров". Ну, этим только колонной и ходить - ни брони у них, ни настоящей устойчивости.