Фантастическая проза. Том 2. Младенцы Медника

Синякин Сергей Николаевич

– Глупо осуждать солдата, выполняющего приказ командира, – сказал Постников. – А второй пророк…

– Наемный убийца ничуть не лучше организатора убийства, – перебил его Примус. – Оба прекрасно осознают, что они делают. Вы сами можете радоваться только тому, что никто не знает, сколько в действительности на вашей совести человеческих жизней!

– Коля, не пыли! – остановил его Нечаев. – А вы лучше расскажите, где нашли Грааль? Все-таки интересно…

Больше всего он боялся, что Постников замкнется. Конец детективной истории оказался началом невероятно фантастической. Страшновато было заглядывать в будущее, которое начиналось в невероятно далеком прошлом.

– Поиски

были долгими, – сказал Постников. – Но кто ищет… В общем, я набрел на это случайно. Иосиф основал монастырь в Англии.

Монастырь этот назывался Гластонберри… Ричард Уайтинг, последний аббат монастыря, перед смертью отдал Грааль на попечение преданным ему монахам.

Они отправились с Граалем на северо-запад, в Уэльс, где находилось аббатство Аберистуит. Там они надеялись укрыться от королевского гнева. К тому времени монахи попали в немилость. По дороге путники остановились на отдых в богатом поместье Нантес Мэнер, владелец которого лорд Пауэлл предложил беглецам убежище и свое покровительство. Там они и остались. А когда пришел смертный час последнего из них, он передал Грааль своему благородному господину, взяв с него обещание, что чаша, которой касались уста Спасителя, навсегда остается в Нантес Мэнер. Надо сказать, что лорд Пауэлл и его потомки свято соблюдали обещание.

Из поколения в поколение чаша передавалась по наследству. Но в тысяча девятьсот пятьдесят втором году последний из Пауэллов умер и Грааль перешел к семейству Майерилесс, владевшему усадьбой Мур. Однажды, когда дочь миссис Майерилесс попала в больницу с тяжелыми ранениями головы, которые, по мнению врачей, могли оказаться смертельными, хозяйка дома достала из тайника Грааль и, сжимая его в руках, стала горячо молиться об исцелении дочери.

И представьте себе, вскоре в усадьбу позвонили из больницы и сообщили, что раны на голове несчастной девушки вдруг чудесным образом перестали кровоточить и она стала чувствовать себя гораздо лучше. После смерти госпожи Майерилесс чаша попала к доктору Бреммингему, работавшему в больнице, где исцелилась дочь прежней владелицы. Несомненно, что доктор Бреммингем знал о том, что попало к нему в руки, в отличие от своего сына Чарльза. Чарльз собрал старые альбомы и вещи родителей и наполнил ими старый сундук, который хранился на чердаке усадебного дома. И забыл о них. А внук доктора Бреммингема уже даже не подозревал, что хранится на чердаке унаследованного им дома. Конечно, был риск, что Грааль исчез, что он кем-то похищен, но Гонтарь затратил немалые деньги, чтобы купить дом и усадьбу.

К тому времени Роберт Бреммингем проигрался в пух и прах на скачках, поэтому появление русского покупателя, который платил за землю и дом, особенно не торгуясь, было для Роберта счастливой случайностью, которую Господь посылает тем, кто верит в него.

Остальное было делом техники – Грааль оказался в сундуке, он полностью соответствовал тому описанию, которым мы располагали, а главное – он до половины был наполнен густой вязкой темной жидкостью, которая напоминала кровь и оставалась в чаше, что бы с ней ни делали. Если бы вы видели лицо пророка, когда он взял чашу в руки!

– А потом вы привезли чашу в Россию, – утвердительно сказал Нечаев.

– Все остальное вы знаете, – устало отозвался Постников. – Только не надо делать из меня морального урода. Одно время я был всецело с Гонтарем, он и в самом деле казался мне пророком, который может привести человечество к золотому веку. Представляете, прекратить вражду религий, избавиться от расизма, научить богатых делиться с бедными, избавиться от политических догм и прийти к

пониманию друг друга не на словах, а на деле…

– И когда вы поняли, что это не так? – спросил Нечаев.

– После рождения Младенцев, – эти слова Постников произнес так, что и гадать не стоило, с какой буквы он напишет слово «младенцы» – с прописной или заглавной. – Почти сразу я понял, что они пришли в мир не для того, чтобы кто-то смог причинить им вред. Осталось понять, что они станут делать с доставшимся им миром?

Отметив повестку Постникову, Нечаев и Евграфов долго сидели за столом, не глядя друг на друга.

– Ни хрена себе – разгадочка, – сказал Примус. – Расскажи такое начальству, ведь в дурдом отправят. Как ты думаешь, Иваныч, что мы будем делать – писать нолики или вязать веники?

– А мы помолчим, – сказал Нечаев. – Постников прав, об этом лучше не заикаться. Все равно никто не поверит, а если поверят – все происходящее тут же перейдет в разряд государственных тайн с самыми печальными для нас последствиями.

– Вообще-то многие начальнички в Бога верят, – вздохнул Примус. – Сам видел, как зам по личному составу крестился, когда в кабинет к начальнику УВД заходил.

– Это они для себя верят, – кивнул Нечаев. – А наши с тобой рассказы они просто не воспримут, они сказки слушать не любят, особенно если эти сказки рассказывают подчиненные. Вот ведь как погано все. Никто не поверит. И тем страшнее ждать, что будет дальше. У тебя выпить есть?

– А то! – гордо сказал Примус и достал из сейфа бутылку «Кедровой».

Выпивка удовольствия не принесла.

– А пойдем домой, – предложил Нечаев. – Говорят же, утро вечера мудренее.

Выйдя из здания городского управления внутренних дел, он вспомнил слова Постникова и посмотрел на небо. Небеса были затянуты низкими тучами, сквозь которые не пробивался свет звезд, поэтому особо разглядывать было нечего.

Да, если говорить честно, Сергей Иванович Нечаев и боялся чего-то увидеть, ведь знаки, появляющиеся на небесах, не сулят ничего хорошего живущему на земле, они означают начало перемен, а время перемен всегда сопряжено с бессмысленными неприятностями, которые укорачивают любую человеческую жизнь.

Заходя в подъезд своего дома, Нечаев столкнулся с Калгиным.

– Вот и хорошо, – обрадовался Калгин. – А я бутылочку взял, селедочки прикупил. Надо же как-то отметить удачу!

– Взяли? – равнодушно поинтересовался Нечаев, вызывая лифт.

– И мяукнуть не успел, – с некоторым самодовольством сказал Калгин и хихикнул. – И знаешь, на кого он запал? Думаешь, на паспортисточку клюнул? Как бы не так! На мента из вневедомственной охраны полез. Там двое в женскую одежду переоделись, сумерки же, особо не видать, так ему фигура этого мента приглянулась. Зажал он этого мента, как котенка, шею одной рукой придавил, а второй блудливой ручкой шасть под юбку! Да так удивился найденному там, что дар речи потерял и даже не дергался, когда мент на него наручники надевал, только в отделе и разговорился, представляешь? И как ты думаешь, что он сказал?

– Что-то грубое и нецензурное? – предположил Нечаев. Ну не было у него настроения продолжать разговор!

– Что ты! Интеллигент оказался, младший научный сотрудник Института растениеводства. С детства к мату не приучен! А высказался он в том смысле, что, мол, щедра природа-мать!

– Пусть привыкает, – сказал начальник убойного отдела, слушая, как скрипит и постукивает на стыках лифт. – Ему теперь в зоне с этой щедростью природы лет семь не понаслышке знакомиться.

– А ты что не в настроении? – наконец обратил на него внимания Калгин.