Фантастические тетради
Шрифт:
Именно по причине своей душевной непредсказуемости Фрей спустился один на ту самую платформу, где впервые его нога коснулась планеты, и терпеливо дожидался Раиса, который медлил предстать перед ним. Каждую секунду промедления Матлин считал дополнительным баллом к своей «дипломной оценке». «Не может быть, чтобы он не почувствовал, как страстно я жажду его увидеть, — рассуждал Матлин, — он не так наивен, чтобы рассчитывать на то, что я расклеюсь от жары или оглохну от ветряных трелей. Даже если купол расплавится и ляжет на платформу, а звуковые волны начнут чеканить по нему узоры, я не уберусь отсюда никуда, пока он не выберется из чрева планеты».
Несколько раз Матлину являлись галлюцинации Раиса, но они не мешали ему держать себя в форме. Он многое успел вспомнить и переосмыслить из пережитого здесь:
Появление Раиса на платформе дало о себе знать мгновенным параличом мыслительного процесса, выработавшимся у Матлина на уровне рефлекса, как стоп-сигнал, предупреждающий о приближении посредника на критически близкое расстояние. Именно этим рефлексом, а не пресловутыми флюидами, которыми будто бы обладают существа этой расы, Матлин научился распознавать любого из них за версту.
Раис возник на платформе один, без сопровождающих любопытных особ, которые в нижнем городе частенько преследовали его; безо всякой защиты, как от высоких температур, так и от неуравновешенных собеседников. Стоял и с интересом рассматривал Фрея, будто перед ним был не Фрей, а пузыри кипятка, застывшие ледяными шарами.
— Я рад увидеть тебя, — поздоровался Раис.
— Я рад тебя поздравить, — ответил Матлин, — с успешным жертвоприношением. Ты прекрасно все рассчитал, даже то, что твой ученик достаточно глуп, чтобы не воспротивиться этому.
Раис скромно улыбнулся.
— Ты всегда был моим любимым учеником. Я доволен, что не впустую потратил время.
— Потому что я научился получать удовольствие от того, как ты меня используешь?
— Я и рассчитывал на то, что мы проведем время с обоюдной пользой. Мне было интересно с тобой, Фрей.
— Ты погубил Альбу. Мне с этим человеком тоже было интересно.
— Ты пришел ко мне, чтобы научиться видеть и понимать, а значит, не должен упрекать себя за неразумные поступки. Для твоего понимания я сделал все что смог. На большее мы не договаривались.
— Ни секунды не сомневался в том, что ты найдешь себе оправдание.
— Ты остался бонтуанцем, — с сожалением произнес Раис, — тебе тяжело понять, что центра мироздания не существует и уж тем более он не проходит через тебя.
— Я остался человеком и намерен оставаться им впредь. И если центр мироздания через меня действительно не проходит, то через Аритабор он не проходит подавно. Но я знаю точно, что никакие причины… ни за что на свете не заставят меня предать своего ученика. Даже если весь ареал разлетится вдребезги, я не стану жертвовать существом, которое мне доверяет.
— Не доверяй и не будешь предан… — Раис подошел к Фрею поближе, — ты был моим любимым учеником, но далеко не самым способным. В первый же день я пытался объяснить тебе: то, что произошло с тобой, происходит сейчас и произойдет в будущем, — это не чья-то прихоть и не твоя разумная воля. В человеческом языке я обнаружил лишь одно подходящее слово — судьба. Как бы мы ни старались ею распорядиться — она всегда будет одной-единственной, неповторимой, только потому, что ты не один и центра мироздания не существует, — разве не в этом заключается твое счастье?
— Ты погубил его…
— Твои эмоции, Фрей, — твой панцирь. Пока ты прячешься в нем, ты лишен способности трезво смотреть на вещи. Ты не хочешь думать — боишься, что я окажусь прав.
— Напротив, — ответил Фрей, — я хорошо подумал, прежде чем говорить с тобой. Подумал так, как ты учил, — со всех сторон… тайных и явных, и кое что для себя уяснил. А главное, что я заставлю тебя все это выслушать прямо сейчас, здесь, поскольку другой возможности не будет.
Раис покорно опустился на пол и по своему обыкновению подпер запястьями подбородок, что выражало чрезвычайный интерес к личности собеседника.
— Как часто вы вынуждены совершать жертвоприношения? — спросил Фрей, но Раис лишь удивленно склонил голову набок. — Раз в двадцать… тридцать тысяч лет? Чаще? Сколько их уже было, Раис? Если я не ошибаюсь, счет пошел на критические величины? — Раис хитро прищурился. — Впервые за свою историю вы использовали для этой цели бонтуанца. Разве не так? Разве с самого начало это не было самым банальным выходом из положения? Кого-кого, а бонтуанцев вы знаете, как самих себя. И заманить толпу «меченых» фактуриалов вам не составило бы труда. Объясни, почему вы не делали этого раньше? Да потому, что боялись. Потому, что у самого бестолкового бонтуанца шансов больше, чем у кого бы то ни было, понять, какую игру вы с ним затеяли. Надо объяснять почему? Потому что это ваше собственное отражение в «кривых зеркалах», которое вы не смогли терпеть даже в пределах Аритабора. Это ваше порождение, Раис, от которого вы поспешили избавиться, как от больного младенца, чтобы он не портил вашей чистой породы. Но младенец стал монстром и жаждет поквитаться за свое счастливое детство. Если я ошибался — поправь меня.
Раис с сожалением развел руками и приготовился слушать дальше. Эта теория его искренне увлекала.
— Теперь ты понимаешь, в чем прокололся? — продолжил Фрей. — Впрочем, не знаю, вина это твоя или беда? Может, удача от вас отвернулась, — это значит, что ваш нейтралитет с мадистой порядком наскучил одной из сторон. Догадываешься какой? — Фрей уселся напротив Раиса и постарался поймать его блуждающий взгляд. — Считай, что мадиста до вас добралась, и я с удовольствием послужу в ее руках орудием расправы. Хочу, чтобы ты знал об этом и на угрызения совести с моей стороны не рассчитывал.
Взгляд Раиса, на удивление, не попытался ускользнуть. Напротив, стал чрезвычайно сосредоточенным.
— Все, что ты сможешь сделать, — спокойно произнес он, — это пойти своей дорогой. И поверь, моей заслуги в том нет. Твоя природа сделала тебя человеком способным; твоя цивилизация сделала тебя человеком мыслящим; я лишь старался помочь тебе стать человеком самостоятельным и рад, что мне удалось.
— Ты сделал меня человеком жестоким. Не сомневайся, я смогу свернуть с любой дороги, чтобы пройтись по твоей голове и сказать: ты был моим лучшим учителем, я недаром провел с тобой время, мне есть с кого взять пример. Но прежде я сделаю то, чего не сделал ты, — постараюсь понять тебя; ту цивилизацию, что сделала тебя «человеком без принципов», и, имей в виду, мои методы познания могут показаться жестокими даже тебе. Только если когда-нибудь ты захочешь понять меня — не надейся, что аритаборской аналитики для этого хватит. А если нет — могу лишь пожелать тебе достойно встретить апокалипсис. — Матлин решил было встать и пройтись, пока кровь не закипела в его венах и он не начал «испускать дунов», но неожиданно для себя рухнул на пол. По прошествии времени он не был уверен в том, что это не проделка Раиса. Но, повалившись на теплую каменную площадку, понял, что невольно произнес расхожую аритаборскую цитату: «желаю тебе увидеть апокалипсис», что означало: «доживи до конца, умри, ни о чем не жалея», но истинного смысла этих слов никто, кроме самих посредников, не понимал. Матлин понял, что совершил ошибку номер один по технике безопасности общения с посредником, которая гласит: никогда не произноси слов, смысла которых не знаешь, никогда не принимай того, чего не можешь понять. Иначе: не хватайся за то, чего не сможешь поставить на место. «А если я не знаю, — злился Матлин, — смогу ли поставить на место? Откуда я узнаю, если не схвачу?» «Остановись, — отвечал каждый раз Раис, — и подумай. Хотя бы запомни, как стояло…» «Прошло уже двадцать лет, — подумал Фрей, — страшно вспомнить, каким я был мальчишкой».