Фантастические тетради
Шрифт:
— Кто здесь? — спросил Бароль, и раскат грома ответил ему гулким эхом. Он вынул из-под скамейки тяжелый и гладкий предмет, величиною с кулак, похожий на толстый костыль. — Металл? — удивился он и ощупал пробоину в стене. — Не может быть.
Пуля, прилетевшая со стороны Старой Прики, заставила его забыть и сон, и явь. Нереальность ее присутствия казалась во много раз серьезнее, чем пунктирные дороги, исчезающие со старых карт. Во-первых, металл был слишком легок для хорошей вмятины; во-вторых, пуля от удара ничуть не деформировалась и, наконец, от выруба до Старой Прики было по меньшей мере
— Этого мне только не хватало, — произнес Бароль и присел на скамейку у заваленного хламом стола. Он выложил перед собой предмет, задумался и очнулся от забытья, когда гроза уже отошла от горы, дождь поредел и повар забегал по своей веранде, издавая звериные звуки. Таким способом он оповещал обитателей выруба, что на тропе у подножья горы появился незнакомый объект. Зоркостью он обладал неимоверной, и подозрительностью, достойной сторожевого петуха… «Если б кто-то подкрался к вырубу, — рассуждал Бароль, — то вряд ли уберег бы голову от его длинного половника». Но пробоина в стене и траектория полета снаряда говорили о том, что стартовал сей предмет не ближе чем со староприканской равнины.
— Караван! Караван! — доносилось с нижней веранды. — Что б мне кипятком обвариться, если это не наш караван!
Бароль вышел на веранду и снял с треноги подзорную трубу.
— Неужто Гах научился управлять верблюдами? Взгляни, как идет…
— Вот и я, — отозвался повар, — гляжу и не могу понять, то ли наши, то ли не наши?
Караван летел в гору, не касаясь тропы. Дромадеры шли бодрой рысью, голова к хвосту друг за дружкой, так легко, словно не чувствовали подъема.
— Они к полудню будут здесь, Бароль! Клянусь, тут нечисто… Должно быть, их искусали шмели, — повар задрал голову вверх, прикрывшись от дождя широким рукавом халата. — Шмелиный яд хуже лихорадки: обопьются водой, животы распухнут, мухи в хлеву заведутся. Зачем? Ни к чему это здесь. Прикажи держать караван в Старой Прике. Там лишняя зараза не навредит. Весь выруб от них провонял. Прикажи плешивых дромадеров сюда не таскать, не то я накину петлю на каждого…
— Накинь петлю на свой язык, — приказал Бароль, — подай мне плащ с капюшоном и ключ от ворот.
В полдень экспедиция проходила по нижней площади. Погонщик отдал честь Баролю у порога верблюжатни и поднял вверх рукоятку хлыста, намекая на полный порядок. Промокшие до костей и навьюченные выше горбов дромадеры один за другим проследовали мимо него. Но Бароль был сдержан, хладнокровен, считал отменно и, даже застигнутый врасплох, был в состоянии отличить головы своих подданных от кожаных мешков, торчащих над седлами. Хоть слева направо, хоть справа налево, как ни крути, на две головы больше чем надо.
— Ха! — скомандовал погонщик, и тяжелые тюки упали вниз, вслед за ними с седел спустились наездники, и в душном хлеву началась привычная суматоха. За горбы держались лишь двое коротышек в зашнурованных капюшонах, прицеливались пятками в спущенные стремена. Сама манера спускаться выдавала новичков — такая церемонная и обстоятельная, что, будь Бароль не местным вельможей, а смотрителем верблюжатни, он непременно предложил бы им лестницу с широкими ступенями.
— Кто
— Это староприкане, — объяснил он, — в низине не осталось ни души. Логан заперся в молельне. Вода уже закрыла фундамент. Эти правоверные альбиане рассказывают невероятные вещи.
Правоверные поклонились и приложили руки к глазам, прося разрешения остаться инкогнито.
— Пусть говорят.
Гости не пожелали подняться с колен и затараторили, перебивая друг друга:
— В долине несчастье, Бароль.
— Пропадают люди. Уходят в сторону Косогорья и с концами…
— Уходят в Босианские леса и тоже… с концами.
— К тебе на гору никто не идет. Говорят, ты сажаешь альбиан в смоляные бочки…
— Говорят, ты приносишь в жертву души правоверных, чтобы откупиться от молний, которые гуляют над твоим вырубом.
— Вся низина уже… — гость хлопал ладонью по каменным плитам площади, что означало «хуже некуда».
— А в грозу…
— А в грозу в Старой Прике видят тамаципов — двух верблюдов с человеческими головами.
— И мы решили…
— Что в бочке со смолой вам самое место, — перебил их Бароль. Староприкане напугались и пригнули головы. — Никак, винные погреба размочило? — смеялся Бароль. — Сырой рыбой надо закусывать, чтобы не мерещились тамаципы.
— Не злобствуй, Бароль, — чуть не плакали незнакомцы, — из Старой Прики бегут. Логан не подпускает к молельне. Наши жилища затопило…
Бароль извлек из кармана пулю, и староприкане оттопырили капюшоны, чтобы взглянуть, не лежит ли на ладони фарианского вельможи какая-нибудь панацея от их нескончаемых бед.
— Чье изделие?
Незнакомцы опешили.
— Неизвестно…
— Мы такое не делаем.
— А что вам известно, кроме того, что здесь можно сытно поесть и поспать на сухих подстилках?
Гости оживились и, подпихивая друг друга локтями, стали излагать свои достоинства:
— Нас учили искать целебные камни. Я чую, а он — выкапывает ногтями, — говорил один, другой активно поддакивал.
— Можем посторожить верблюдов, расколоть орех, не повредив сердцевины…
— Можем заговорить выруб от молнии.
— Пустишь в молельню — наведем порчу на всех врагов.
— Можем, если надо, аккуратно вырезать глаза…
— Травы знаем, но сушить их теперь негде.
Бароль удивленно поглядел на высокого фарианина, стоявшего за спиной пришельцев.
— Спаси нас боги, Саим! Да они мастера на все руки!
Саим усмехнулся.
— Староприкане спятили от страха, — объяснил он, — думают, что слепцы лучше слышат богов. Повыкалывают глаза и шляются по болотам. Мешок глаз лекари меняют на старые лодки. Нам «за так» предлагали, только чтобы ты не терроризировал отшельников.
— Я? — еще больше удивился Бароль. — Отшельников?
Ворота верблюжатни закрылись на засов. Внутри послышалась злобная возня — не иначе как повар в знак презрения плюнул в чан со свежей смолой. Это презрение он питал ко всем без исключения предметам, которые нельзя употребить ни в качестве пищи, ни в качестве отравы. Поэтому момент разгрузки каравана был одним из самых драматических, чреватых междоусобными сварами.