Фантастика 1975-1976

Куприн Александр Иванович

Ларин усмехнулся.

— Корабль коварных пришельцев, хитроумно замаскированный под астероид?

— А вдруг? И почему именно коварных? Разве мало было выдвинуто проектов у нас, на Земле, которые предлагали использовать астероиды как космические станции?

— Имеем ли мы право рисковать собой и кораблем во имя этих «а вдруг»? — медленно спросил Ларин.

— Во имя науки, Андрей Николаевич, — мягко поправил Шегель. — Да и что такое риск? Особенно для нас с вами.

Тут Шегель был прав — действительно, что такое риск? Даже теперь, в эпоху массированного исследования космоса, множество людей

упорно сидят на Земле, не решаясь подняться в небо. И это вовсе неплохие люди, способные на мужество и храбрость в иных ситуациях. А разве среди профессиональных космонавтов мало таких, которые считают полеты в поясе астероидов безрассудством? А много ли найдется на «Ригеле» охотников ходить в свободный поиск на «Микеше»? Ходить систематически, превратив этот поиск в хотя и увлекательную, но будничную работу?

Что толкает людей на риск? С Шегелем все ясно, это фанатик науки. Что заставляет ходить по узкому карнизу дозволенного его, летчика-испытателя Ларина? Конечно, незабываема радость победы, сознание своей силы и торжества над капризным случаем, над темным фатумом. Недаром древние греки подчиняли этой темной силе не только людей, но и богов. Играют какую-то роль и честолюбие, и искры восторженного недоумения в глазах любимых и близких. Но дело не только в этом. Само счастье бродит где-то совсем рядом с риском и удачей, само неуловимое счастье!

— Андрей Николаевич!

Ларин очнулся от раздумья.

— Мы не имеем права упускать такой объект. — В голосе Шегеля звучали умоляющие нотки. — Это будет настоящее преступление против науки!

Серьезный командир «Микеши» вдруг рассмеялся.

— Что ты уговариваешь меня как маленького, Олег Орестович? Ты думаешь, мне не хочется навеки прославить свое имя каким-нибудь сенсационным открытием?

— Ну! — других слов для возмущения Шегель не нашел.

Ларин погрозил ему пальцем.

— Рискнуть я согласен. Судя по всему, игра стоит свеч. Но делать это надо с головой. — На лице Ларина появилось сосредоточенное выражение. — Кораблем и нами обоими сразу рисковать глупо. Оставим «Микешу» на месте. Я отправлюсь на астероид и сделаю все, что нужно.

— Вы? А я?

Легкая улыбка тронула губы Ларина.

— Ты в любом случае обогатишь свою любимую науку новыми фактами.

Шегель потемнел.

— Андрей Николаевич, вы злоупотребляете моим уважением к вам.

— Напрасно обижаешься, Орестович, — мягко сказал Ларин, — я опытнее, старше. Да и не впервой мне ходить по краешку.

Шегель замотал головой.

— Ни за что! Лучше пусть он пропадет, этот астероид!

— Может, и правда, пусть пропадет, — в раздумье проговорил Ларин, глядя в лобовое стекло на колоссальную глыбу металла, закрывавшую звезды.

— Я пойду, понимаете? Я! А вы останетесь.

Ларин не ответил.

— Андрей Николаевич, — совсем тихо сказал Шегель после долгой паузы, — я прошу вас. Это несправедливо, неблагородно, в конце концов. Вы все время берете риск на себя. А я уже давно не тот инженер-теоретик, которого вы взяли в напарники для испытаний «Вихря».

Ларин перевел взгляд на товарища.

— Андрей Николаевич, я прошу вас, пожалуйста.

Из предварительного отчета экспедиции «Маяк», базовый корабль «Ригель»:

«Картину

нейтрального мира наглядно можно проиллюстрировать особенностями простейшего химического элемента — водорода.

Водород обычного мира представляет собой структуру из ядро-протона и орбитального электрона. Антиводород, синтезируемый ныне в крупных масштабах наземными станциями космического топлива, состоит из ядра-антипротона и орбитального позитрона, электрона с положительным зарядом. Простейший элемент нейтрального мира, нейтроводород, в качестве ядра имеет нейтрон, а орбитальной частицы — электрон с антинейтральным зарядом.

Если вещество и антивещество аннигилируют, превращаясь в гамма-кванты, то нейтровещество может в определенных условиях сосуществовать с веществом нашего мира длительное время. Нейтральному миру полярен антинейтральный, структура элементов которого достаточно очевидна.

Сопоставление расчетов, выполненных на базе гипотезы Динкова — Макдональда и фактических данных вспышки убедительно свидетельствует в пользу того, что астероид Ларина — Шегеля представлял собой монолитную глыбу нейтрожелеза, вторгнувшуюся в пределы солнечной системы…»

В массивном скафандре высшей защиты Шегель был похож на робота, а лучше сказать — на средневекового рыцаря с щупом геолокатора вместо копья в правой руке.

Он помедлил, точно перед прыжком в холодную воду, вглядываясь в небесную бездну мрака, светящейся пыли и драгоценных камней.

Пожалуй, только сейчас, перед решительным шагом, который должен был отдалить его от корабля и унести навстречу неведомому, Шегель понял всю глубину риска, на который он решался. Чувство это было похоже на озноб, на предлихорадочное состояние, готовое разрядиться бурным пароксизмом.

В который раз за время пребывания в космосе Шегель позавидовал командиру. Как все ясно и просто Ларину! Риск, оспасность — для него обыденная будничная работа все равно что для Шегеля расчет какой-нибудь элементарной плазменной ловушки, У Ларина и сердце бьется ровно, и ни один мускул не дрогнет на лице. А что толкает на этот проклятый риск его, Шегеля?

Конечно, служение науке — дело святое, без этого базиса он бы и дня не засиделся в космосе. А какое удовлетворение, какое торжество охватывает все твое существо, когда ты побеждаешь самого себя и шагаешь через порог, возле которого топчутся в сомнении и страхе тысячи других людей! Перед этим блекнет даже самый миг победы.

— Олег Орестович, готов?

Шегель вздрогнул, очнувшись от своих так не к месту прийгедших в голову, не относящихся к делу мыслей.

— Готов, — тенорком пропел он и шагнул вперед.

Шагнул в странный мир, в котором не было ни верха, ни низа, в котором всюду, куда только мог взглянуть глаз, были звезды, звезды и звезды. Правда, впечатление всеобъемлющей звездной пропасти скрадывалось сейчас громадой астероида, которая тяжело вставала совсем рядом с кораблем. Приходилось делать усилие, убеждая себя, что до него четыреста метров. Отделившись от корабля, инженер сбалансировал скафандр, неторопливо проверил снаряжение и сообщил: