Фантастика 2002. Выпуск 2
Шрифт:
Назревающий кризис монаршей власти разбудил ностальгию по забытым традициям. На рубеже веков как предвестник скорых социальных потрясений пышным цветом расцвели реакционные утопии, густо замешенные на шовинистических идеях. Остановимся только на двух образчиках такой литературы.
«Счастливой», преуспевающей в экономике (капитал живет «в полном согласии и дружбе с трудом») Россией, изображенной в повести А. Кальницкого «За приподнятой завесой» (1900), управляет не монарх, а самый богатый человек мира с вызывающе русскими ФИО — Иван Иванович Иванов. В дела государственные этот олигарх (а как его еще назвать? Подобные персонажи нам слишком хорошо, к сожалению, известны по истории вполне реальной современной России) особенно не вмешивается, главное, считает Иванов, чтобы на предприятиях
Государственные чиновники — тоже все сплошь «живое олицетворение славянской мощи». Размышляют они примерно в таком духе: «Братство, равенство, свобода» — непроходимые глупости, погремушки, которыми утешаются ползунки-дети и выжившие из ума старики». Отличительной чертой реакционной утопии является, разумеется, отношение к нацменьшинствам. В «идеальной» России, считает Кальницкий, чем меньше нацменов — тем лучше: «Эти народцы (нацменьшинства. — Е.Х.) вымирают не потому, что их вымаривают, — подчеркнул князь последнее слово, — а потому, что вымирание совершается естественным путем…»
Кто-то заметил однажды: «Утопии опасны»…
Еще один любопытный сценарий предложил литератор начала XX века Сергей Шарапов в «фантастическом социально-политическом романе» — так анонсировал его автор — «Через полвека» (1902). В предисловии к роману литератор писал: «Я хотел в фантастической форме дать читателю практический свод славянофильских мечтаний и идеалов, изобразить нашу политическую и общественную программу как бы осуществленной. Это служило бы для нее своего рода проверкой. Если программа верна, то в романе чепухи не получится. Если в программе есть принципиальные дефекты, они неминуемо обнаружатся».
Перевернем страницу.
Усыпленный индусским медиумом, персонаж упомянутого романа проснулся в Москве 1951 года. И вот, пробудившись, он с восторгом обнаруживает, что в стране возрожден древний церковно-общинный строй. Во главе государства, разумеется, царь-батюшка и церковь. Одним словом, торжество домостроевской морали. Все счастливы, все довольны. А пуще всех — наш путешественник. И что же радует так нашего героя? «Развод считается делом постыдным», наконец-то возрождена строжайшая цензура, а у женщин «отобраны» всякие права на образование (не для того, мол, Бог их создал). Хотя — стоп! В общественной Жизни страны определенная часть женщин все же принимает участие: «В адвокаты идут преимущественно те дамы, которых уж очень господь лицом обидел».
На улицах Москвы — тишь и благодать, потому что автомобили заменены более надежными и экологически чистыми лошадками. Однако запрещены не только автомобили, но даже… обыкновенные велосипеды! А дело в том, что тамошние ученые мужи установили «некоторое как бы одичание среди пользовавшихся ими…».
«Через полвека» — не единственное программное произведение Шарапова. В 1907–1909 годах он опубликовал еще четыре социально-фантастических романа на тему реставрации российского общества — «Диктатор», «Иванов 16-й и Соколов 18-й», «У очага хищений» и «Кабинет Диктатора». Справедливости ради стоит заметить, что эти сочинения положительно выделяются на фоне «дебютной» утопии любопытным смешением социального прогнозирования и альтернативной истории.
Тревожное Завтра
Не мечтай о светлом чуде: Воскресения не будет! Ночь прошла, погаснул свет… Мир исчезнул… мира нет… [8]Рубежи веков в российской истории всегда сопровождались глобальными социальными потрясениями, а словесность рождала самые мрачные произведения.
Рубеж XIX–XX веков — наступление нового периода в человеческой истории, многие ожидали от XX столетия невиданных чудес. Эти настроения спровоцировали футурологический бум. Но для России XX век начался нерадостно: сначала поражение в русско-японской войне и последовавший кровавый крах первой русской революции 1905 года вызвали «серьезный идейный разброд
8
Сергей Клычков
Если фантазии Крыжановской и Морского поражают воображение пафосом разрухи, предрекаемого Апокалипсиса, то будущее, смоделированное в известной антиутопии Н. Д. Федорова «Вечер в 2217 году» (1906), угнетает своей холодной, автоматизированной правильностью. Все граждане России пронумерованы и трудятся в Армии труда, общественная и личная жизнь людей строго регламентирована; институт семьи упразднен, даже вместо родителей — граждане под рабочими номерами, которые числятся в государственных списках отцами и матерями. Эта небольшая повесть во многом предвосхитила бездушный мир замятинского «Мы».
Так как же быть? Как осчастливить россиян? Пороемся еще на книжных полках в поисках ответа? Ага, вот эта книга! Она вышла незадолго до Октябрьской революции, в самом начале 1917 года — роман некоего Н. Чаадаева «Предтеча». Хронологически это последняя литературная утопия дореволюционного периода русской литературы. Но примечательна она не только этим. «Предтеча» возник как реакция убежденного монархиста на становящееся все более очевидным «повреждение нравов и умов» в российском обществе. И автор предложил радикальное средство от этой «болезни» — в недалеком будущем деградировавшая было Россия возрождается в своем былом величии благодаря… «научной переделке духовного мира людей».
А что, тоже вариант…
Спустя 83 года «идея» дореволюционного фантаста обрела неожиданное продолжение в творчестве фантаста постсоветской эпохи. Но о романе Андрея Плеханова «Сверхдержава» мы вспомним несколько позже.
ГЛАВА 2
ЭРА УТОПИЙ
(1917–1941)
Новую жизнь строить — не стихи писать. Тут железные законы экономики работают. Тут надо поколения перевоспитывать. А с утопсоциализмом, покуда рот разинул, тебя живо колесами переедут. Держи курс на мировую революцию, а дни пока — все понедельники.
В 1917 году в России впервые в мировой истории был проведен глобальный эксперимент по воплощению некоторых из утопических идей в жизнь.
Послереволюционная Россия стала самой фантастической из стран, где удивительным образом переплелись романтика преобразования, действительно фантастические темпы строительства с репрессивной политикой власти, трагическим положением крестьянства. Самые возвышенные мечты и страх шагали рука об руку.
К нам, кто сердцем молод, Ветошь веков — долой! Ныне восславим Молот И Совнарком Мировой! [9]9
Владимир Кириллов.