Фантастика 2002. Выпуск 2
Шрифт:
Что ж, есть Евангелие и есть «Забавное евангелие» Таксиля. Почувствуйте разницу.
Самое смешное, что слабая, погруженная в хаос, рассыпанная перед свиньями бисером Россия отнюдь не полезна Западу. Совсем наоборот. Там это уже поняли и политики, и бизнес, поскольку они живут и действуют в реальном мире. Если они путают реальность с кошмарами, они начинают терять власть, голоса и деньги. Им нужно адекватно решать действительно насущные проблемы, и они несут прямую ответственность за неспособность это делать, за продолжение монотонных менуэтов в мире мифов и фобий.
Но наш либеральный маховик крутится, машина продолжает жужжать, ибо инерция ее громадна, а трение о внешний мир — ничтожно. Она не решает и даже не призвана решать никаких реальных проблем. Вся система стимулов находится внутри нее, она работает только на себя
Тут уж даже не ван Зайчика жалко. Это — пустяки.
Тут людей жалко — тех, кого поразительно безответственные подвижники пера, пригоршнями разбрасывая направо и налево жуткие слова «зачистка», «фашист», «сталинист» по отношению ко всем, кто всего-то имеет несколько отличный от их собственного взгляд на происходящее в стране, — приучает их, этих людей, всех читателей своих, к тому, что априорная, не требующая доказательств агрессивность России — это постоянная величина мировой политики, и к тому, что фашист — это что-то вполне обычное, почти нормальное, широко распространенное и, по сути, совершенно не опасное. Вроде как брюнет. Ну, подумаешь — волосы черные… Их же полстраны, брюнетов-то. А вон тому блондину брюнеты не нравятся, вот он и кроет: фашист, фашист… Эй, фашист, пошли выпьем! Господин фашист, вы последний в этой очереди? Нет, за мной сталинист занимал, да за сигаретами отлучился, сейчас вернется…
Более того. Множество людей сами себя начинают называть и считать фашистами.
Время от времени на мою гостевую книгу приходят письма примерно такого содержания:
Константин Крылов.
Как известно, «фашистами» в последние пятнадцать лет называют всех русских людей, не испытывающих ненависти к своей стране и своему народу…
Или:
Яковлев Андрей.
Я с вами!!! И если они Вас так назвали — что ж, тогда я руссофашист. Знайте — нас большинство в России.
Как писателю и как человеку мне, конечно, очень лестно — но ведь это ужасно. Это совершенно ужасно. На самом деле в подобных людях нет ни капли нацистской идеологии; но они уже сами себя начинают позиционировать относительно демократии именно таким образом.
Честертонов патер Браун говаривал: «Где умный человек прячет лист? В лесу».
Упоенные собой и своими эффектными филиппиками златоусты создают лес, в котором очень просто маскироваться и прятаться настоящим наци. И не только прятаться, но и, боюсь, находить себе почти созревших приверженцев, потому что львиную долю воспитательной работы за них, за этих самых наци, уже проделали.
Все ли подобные антифашисты творят сие по собственному недомыслию, или некоторые выполняют негласные заказы тех, с кем столь громогласно воюют, — вопрос отнюдь не праздный.
Игорь Чёрный
EX UNGUE LEONEM
Нам выпала редкая возможность жить на переломе двух тысячелетий. Впрочем, тысячелетие — это слишком глобально. Родившиеся в прошлом веке, мы шагнули в новое столетие. Двадцатый век только-только закончился, в наступившем двадцать первом нужно обживаться, устраиваться, приспосабливаться. Мысленно мы еще там, в «веке минувшем». Подводим его итоги, осмысливаем уроки. И одновременно с надеждой вглядываемся вдаль, пытаясь угадать, что век грядущий нам готовит. Ведь смена веков часто приводит
Вот и от первого года нового века и тысячелетия все любители фантастики ожидали некоего мистического чуда. Казалось, что с уходом века минувшего должны были кануть в Лету все сомнения и дискуссии по поводу кризиса жанра, что все литераторы сразу же начнут писать по-новому, удивляя своих поклонников оригинальными идеями, живыми и выпуклыми образами, замысловатостью сюжета и композиции произведений. Но то ли инерция подкачала, то ли уж слишком затянулась встреча нового века, плавно раскинувшаяся на два года. Чуда не произошло. 2001 год одарил нас множеством прекрасных фантастических произведений, главным образом, романов. Однако в каждом из них можно без труда признать манеру их авторов, наших старых знакомцев и любимцев, к которым мы уже привыкли и знаем, что от них следует ожидать. Латинская поговорка «ех ungue leonem — видно льва по когтю» как нельзя лучше характеризует те сочинения, о которых пойдет речь ниже.
Сразу оговоримся, что из всего гигантского массива литературных произведений мы отобрали несколько наиболее, на наш взгляд, показательных. Для иного критика ориентирами могли служить иные книги. Что ж, как говорили наши предки: «На вкус, на цвет товарища нет». Полагаем, что в скором времени появится не одна статья, подобная нашей, где увиденная нами картина будет значительно дополнена и расширена за счет анализа тех сочинений, которые не стали здесь объектами рассмотрения. Не беспокойтесь, уважаемые читатели. Уж кто-кто, а наши бравые и добрые критики постараются, чтобы каждой сестре (или брату) досталось по серьге. Итак, начнем.
Сергей Лукьяненко, приустав от борьбы с чистой и нечистой силой и от тяжелого бремени евангелиста конца XX века, подарил нам роман «Танцы на снегу». Книга эта лишний раз подтвердила за маститым автором славу наследника В. Крапивина. В лучших традициях своих ранних романов «Рыцари сорока островов» и «Мальчик и Тьма» Лукьяненко дал образец фантастики для детей и юношества. Мальчик-сиротка со шпагой, вступивший в отряд могущественных джедаев — борцов за правду и порядок во Вселенной. Заговоры против Империи, которую нужно спасать, ибо старый, стабильный, устоявшийся мир гораздо лучше и надежнее, чем предлагаемое заговорщиками счастье для всех, достигнутое путем зомбирования людей с помощью примитивных телесериалов. Опыты по клонированию, одним продуктом которых является и сам главный герой. Этакая гремучая смесь наших собственных страхов, терзающих современное человечество. И потому «Танцы на снегу», несомненно, привлекут к себе внимание разновозрастной, весьма широкой аудитории. Каждый найдет в книге что-то созвучное его душе и мыслям.
Роман написан просто и незамысловато. Тут тебе ни глубоких метафор, ни многослойных сравнений, ошеломляющих эпитетов. Оно и понятно. Ведь повествование ведется от первого лица. В данном случае от лица подростка Тикки. Какая уж тут житейская философия. Зато есть очаровывающее, мистическое проникновение в детскую психологию. Увидеть мир и людей глазами ребенка — это под силу отнюдь не каждому. Лукьяненко был и остается в данной области премьером-скрипачом.
Те, кто внимательно следит за творчеством Сергея Васильевича, заметят, что с каждым новым романом писателя его юные герои претерпевают заметную трансформацию. В первых, названных нами выше книгах мы сталкивались с незамутненным детским сознанием, когда подростки, оказавшиеся в критических житейских ситуациях, были вынуждены решать сложные моральные проблемы. Зачастую выбор приводил к коренной ломке психологии героев, к их преждевременному взрослению. В «Осенних визитах» и «Геноме» подобные конфликты решаются уже более просто. «Танцы на снегу» стали знамением нашего времени, когда ребенок, для которого слово «пионер» стало архаизмом, уже не воюет с абстрактным злом за счастье всего человечества. Поколение «Пепси», выросшее не на «Тимуре и его команде», а на «Звездных войнах», выбирает жесткие методы устранения проблем. Что поделаешь. Абстрактное добро хорошо лишь в дидактических книжках. Реальная жизнь намного жестче и агрессивнее. И неплохо, если дети узнают об этом пораньше, а не тогда, когда подучат пару тяжелых ударов. В конце романа главный герой приходит к простому, но крайне емкому выводу: «Не надо никаких гениев, которые хотят сделать мир счастливым насильно. Надо лишь помогать тем, кто рядом. Тогда лучше станет всем».