Фантастика 2009: Выпуск 2. Змеи Хроноса
Шрифт:
– Инспектор Лестрейд, – буркнул я.
– Вот-вот! Не то чтобы не могу запомнить эту фамилию, но всякий раз, когда она нужна, совершенно вылетает из головы, странная причуда памяти, не находите?
– И часто она вам бывает нужна? – вяло полюбопытствовал я, не понимая, почему Учитель ведет допрос так странно, спросил, потребовал ответа, а сам – в сторону, может, усыпляет внимание, Лестрейда вспомнил, перевел разговор, а сейчас, когда я размякну – бац, и отвечай сразу, не раздумывая...
– Нет, не часто, – хмыкнул Учитель. – Если мне не нравится какой-нибудь книжный персонаж, то в сознании моем он остается как бы пунктиром, если вы понимаете, что я хочу сказать.
– Не понимаю. – Я пожал плечами.
– Ну
Должно быть, вид у меня в этот момент был предельно глупым – Учитель буквально наслаждался, наблюдая, как на моем лице проступало выражение изумления.
– Нет, я понимаю, – сказал он, – что если бы вы мне ночью или утром изложили свои соображения относительно Многомирия и странных свойств организма вашего погибшего друга, то я бы не только не поверил, но скорее всего добился вашего заключения под стражу сроком минимум дня на три. И вам не пришлось бы проводить собственное расследование.
– О чем вы...
– Я же сказал, господин Кагарлицкий, что разговаривал с же... вдовой Гринберга и с его матерью. Так что я в курсе его странных болезней и в курсе того, как вы это все объясняете.
– Теперь вы и Иру с Анной Наумовной в психи запишете, – сказал я.
– Поначалу я так и думал, – кивнул Учитель. – Потом поговорил с семейным врачом Гринбергов в больничной кассе. Получил у судьи разрешение ознакомиться с медицинскими файлами и ознакомился – с помощью Орит Хагай, разумеется, очень милая женщина и хороший врач... Да, так я хочу сказать: все это выглядит, как чистая фантастика, а мы тут, в полиции, люди, конечно, приземленные... Но если все подозреваемые играют в им одним понятную игру... Если они играют в эту игру, твердо веря, что это не какая-то виртуальная реальность, а самая настоящая действительность... Если факты этой игре – какой бы она ни казалась на первый взгляд – не противоречат... Если главный подозреваемый весь день, вместо того, чтобы помогать семье друга, встречается с людьми, которых несколько лет не видел и которые к убийству, вообще говоря, не могли иметь отношения... В общем, если все сопоставить... Так я не получил ответа на вопрос: для чего вы встречались с Соней Бреннер, Ингой Киреевой и Шаулем Барданой?
– А то вы не знаете, – буркнул я. – Сами сказали, что говорили с ними после того...
Для чего, черт побери, нужно было следователю знать, о чем мы говорили с Соней, Ингой и Шаулем? Что у него было на уме? Понятно, что не склейки ветвей Многомирия. Но какую-то логику в моем поведении Учитель разглядел и действовал теперь в соответствии со своей, как ему кажется, реалистической схемой – в отличие от моей, в которую он, естественно, не поверил. Для меня логика полицейского следователя могла быть такой же непонятной, как для него – наши с Аликом представления о мироздании.
– Ну? – повторил Учитель.
Покрывать Мишу, Ингу или Шауля у меня не было никакого резона. Собственно, разве не для того сам я пытался понять истинное отношение этих людей к Алику, чтобы определить, кто из них мог стать потенциальным убийцей – да, в другой ветви Мультиверса, но какая, собственно, разница?
– Надеюсь, – сухо произнес я, – все, сказанное в этой комнате, останется между нами. Я имею в виду, что Ире... жене Алика... об этом знать не нужно, а суду эти сведения понадобятся, как рыбе зонтик...
Учитель удивленно посмотрел на меня и сказал:
– По-вашему, я не догадался о том, что Инга Киреева была какое-то время любовницей вашего друга?
– Ага... Вы думаете, что Ира...
– Не знаю, с ней я об этом, понятно, не говорил. Вам виднее.
– Ну, тогда... – Я вздохнул и, подбирая слова, чтобы все-таки не наговорить лишнего,
– Существенные мотивы, – сказал Учитель, когда я закончил. – В одном случае – покушение на убийство в состоянии аффекта, в двух – покушение на предумышленное убийство с отягчающими обстоятельствами. Как я понимаю, характер у Гринберга был... Правдолюб, да?
Я кивнул.
Учитель покачал головой.
– Меня, – сказал он, – интересует то, что происходит здесь, а не где-то в виртуальном мире. Анна Наумовна сына обожала, это понятно, и все, что он говорил, принимала за чистую монету. Другие реальности, ветвления, Эверетт, что там еще... Ирина... Похоже, она хотела верить тому, что говорил муж, но внутренне...
Да, Ира верила с трудом. Такой характер. Но сколько раз это случалось с Аликом в ее присутствии! Раз пять или шесть – при мне. Мы с Ирой оба были свидетелями, как Алик вдруг замирал и начинал прислушиваться к чему-то, для нас неслышимому. Минуты через три-четыре он вновь обращал на нас внимание, но никогда – ни разу! – не пересказывал Ире того, что слышал. Может, потом, оставшись с ней наедине? О странных болезнях мужа Ира, конечно, тоже знала – ходила с Аликом по врачам еще там, в России, ей много раз говорили, что лечить ему нужно не внутренние органы, которые в полном порядке, а нервы, расшатанные из-за того, что он слишком много думает о собственном здоровье. В конце концов, Ира сама себя в этом убедила и уже в Израиле уговорила как-то Алика обследоваться у невропатолога. Врач определил легкий невроз, как у всех или у каждого второго, прописал таблетки, которые, понятное дело, Алик не стал принимать, а к какому выводу после этого пришла Ира, я толком не знал, мы с ней не так уж часто разговаривали в отсутствие Алика и практически никогда – о его здоровье, душевном или физическом. С Галей Ира наверняка была более откровенной, но моя жена терпеть не могла сплетничать и уж тем более передавать своему мужу то, что услышала от подруги. Впрочем, близкими подругами Галя с Ирой никогда не были – любили поболтать, когда мы приходили друг к другу в гости, но так... ничего серьезного...
– Ира, – пробормотал я, – сильная женщина.
– Настолько сильная, что могла убить мужа, узнав, что он ей изменяет?
– Алик ей не изменял! – воскликнул я. – С чего вы взяли?
– Помилуйте! – в свою очередь, воскликнул следователь. – Вы сами себе противоречите! А Киреева?
– Так это же когда было!
Я прикусил губу.
– Вот именно, – кивнул следователь. – Я пытаюсь рассуждать, приняв вашу точку зрения. Не потому, что я с ней согласен, для меня все, что я сегодня услышал, звучит бредом и попыткой запутать следствие, любой другой на моем месте... Так о чем я? Да, если уж мы начали рассуждать... Вы решили, что у Киреевой был мотив для убийства Гринберга... состояние аффекта, да... А у его жены такого мотива не было? Не здесь, не в нашем мире, хо-хо... Слышал бы меня сейчас кто-нибудь из коллег... Ну ладно. Мы ведь просто разговариваем, да? Так почему Ирина не могла, узнав об измене мужа, оскорбиться до глубины души, а где лежат ножи, она-то знала точно, не так ли? И однажды во время выяснения отношений...
Я покачал головой. Я не хотел думать о том, что это могла быть Ира. В этой реальности Ира о прошедшем романе своего мужа не узнала ничего. И сейчас не знает. Надеюсь, Учитель не стал ей об этом рассказывать. А если рассказал...
Я посмотрел на следователя, и он понял мой красноречивый взгляд. Учитель – вот странное дело! – вообще оказался человеком понимающим, чего я никак не ожидал от полицейского.
– Нет, – сказал он. – Конечно, я не сказал Ирине о Киреевой. Зачем? Это что-то изменит? Но вы не ответили на мой вопрос.