"Фантастика 2023-123". Компиляция. Книги 1-25
Шрифт:
Судя по молчанию, повисшему в воздухе, такого предложения хозяйка не ожидала. Наспех сориентировавшись, она спросила:
— А сколько дашь?
— Десяток, — ответил егерь.
Я зашелся кашлем, захлебнувшись кровью, что сочилась изо рта. Расценки я знал. За взрослого здорового корелла в базарный день давали не больше пяти рубалей, и то после горячих торгов. А тут сразу десять, да за меня!
— Двадцать! — начала торговаться хозяйка, тут же смекнув, что егерь понятия не имеет о рыночной стоимости кореллов.
— Согласен, — не торгуясь, ответил егерь. Но не успели они ударить по рукам, как откуда-то сзади послышался крик Курьмы:
— Сто!
Все обернулись.
— Сто! И не меньше! — задыхаясь от злобы, кричал Курьма, подходя к нам.
—
— Моя цена — сто рубалей за этого последыша. Не хочешь — не плати. Ну-ка, женщина, дай мне розги, я сам его сечь буду!
Хозяин выхватил у жены увесистую лозину и демонстративно замахнулся.
— Стой, Курьма! — остановил его егерь. — Я согласен. Я заплачу твою цену. Но сделаю это не потому, что ты вынудил меня, а потому, что этот последыш — человек, и жизнь его стоит гораздо дороже, чем ты себе можешь представить.
С этими словами егерь снял с плеч свой горб и отсчитал нужную сумму, бросая деньги прямо в снег. Хозяйка, ахнув, тут же упала на колени, подбирая драгоценную плату за жизнь никчемного последыша. Хозяин же с видом победителя не упустил возможности кольнуть противника словом:
— Хочешь заставить меня поверить, что покупаешь его из соображений совести? Как бы не так, егерь! Знаю я вашего брата… На людях полны добродетелей, нравственности учите. А какие вы в Пустоши? Думаешь, я поверю в то, что ты берешь его просто так? Ты сожрешь его в первую же ночь, как покинешь этот курень. Сожрешь и не побрезгуешь, потому что жизнь нынче такая. Сильный поедом слабого ест — вот единственный закон, по которому жить стоит!
Егерь ничего не ответил. Он молча подошел ко мне и одним резким движением обрезал крепкие веревки, что опутывали мои посиневшие руки.
— Иди оденься. Мы выходим немедля. А ты, Курьма, подготовь мне купчую! Да кнесову печать не забудь поставить.
Не веря в реальность происходящего, я поплелся в хлев. Но меня остановила хозяйка.
— Куда это ты намылился, щенок? Нет тут у тебя ничего своего! Ты скотина, а скотине одежды не положено! Пусть так идет! — с вызовом выкрикнула она в лицо егерю.
Я замер. На лице у старого егеря заиграли желваки. Глаза по-звериному прищурились. Казалось, сейчас он обоих моих хозяев одним махом испепелит. Но, сделав один глубокий вдох, путник успокоился. Взглянув на меня, егерь промолвил:
— Пошли.
Вырвав из рук Курьмы бумагу со свежей кнесовой печатью, он решительно зашагал прочь от куреня, надевая на себя вторую голову. Остановился посреди заметенной снегом дороги и обернулся.
Я стоял как вкопанный, не решаясь двинуться. Кроме худых валенок на ногах да рваных порток на мне больше ничего не было надето. Я понимал, что в таком виде смогу пройти по лесу от силы с версту. Я смотрел на егеря умоляющим взглядом. Мне страсть как хотелось уйти с ним, но умом я понимал, что поход, который он мне предлагает, для меня означает верную смерть. Прав был хозяин. Сожрет меня старый егерь. Сожрет и не подавится.
— Ну… — поторопил он меня.
И я, очнувшись, бросился к нему, увязая в снегу, руками размазывая по лицу внезапно нахлынувшие слезы. Уж лучше такая смерть, быстрая и легкая, нежели под хозяйскими розгами.
Глава 3
Первая ночь в Пустоши
Вопреки словам хозяина, есть меня егерь не стал. Это сейчас я понимаю, насколько дикой была сама мысль о том, что Герман мог взять меня с собой в качестве пропитания. Но тогда мой детский разум, зашоренный и дремучий, рисовал ужасающие картины расправы старого егеря над слабым последышем. Масла в огонь добавляла сама натура Германа. Большой, сильный, грубоватый и малообщительный, поначалу он внушал мне неподдельный страх. Его доброе ко мне отношение я не принимал в расчет, не верил, что сотрапезник может быть добрым к скотине просто потому, что добр по натуре. Привычка ежеминутно ждать наказания от любого сотрапезника за любую провинность накрепко засела во мне и еще долго не отпускала.
Не успели мы выйти из куреня, как егерь укутал меня
Утопая в огромном егерском одеянии, я быстро согрелся, а убаюканный мерным покачиванием и ритмичным дыханием Германа, сам не заметил, как провалился в чернь. Мы двигались на север от куреня. Егерь шел не быстро, вязкий снег не давал разогнаться, но настойчивость, с которой он продирался вперед сквозь снежные торосы, была достойна восхищения. Скоро мы оказались далеко за пределами владения сотрапезников, наедине со звенящей пустотой зимнего леса. Могучие ели, исполинские сосны и стройные березы стояли стеной по обе стороны от тракта. Отягощенные льдом и снегом, их верхушки клонились к дороге с обеих сторон, образуя причудливый ледяной тоннель. То тут, то там в морозной тиши леса раздавался глухой утробный треск до предела изогнутых стволов. Звук этот эхом разносился по всей чаще, словно намекая путникам на их хрупкость и уязвимость перед величием природы.
Первую остановку сделали еще засветло. Свернув с тракта, мы провалились в снег по пояс. Герман был очень высоким, поэтому его «по пояс» для меня было «с головой». Он бережно положил меня на снежный наст, от чего я и проснулся. Я был так легок, что сугроб подо мной лишь слегка промялся. Тяжелый же горб его, сброшенный им с плеч неподалеку, сразу провалился под снег. Свою вторую голову егерь тоже снял и положил рядом со мной. Я выглянул из-под полушубка и увидел его, бредущего к кромке леса. Тяжело дыша, разгребая руками снег, он двигался по нетронутой целине к едва приметному бугорку. Добравшись, начал истово разгребать сугроб. Спустя минуту, ухватившись за что-то, он поднатужился и поднял вверх огромную еловую лапу. Усыпанная снегом, она прикрывала собой небольшой лаз. Уперев ветку невесть откуда взявшейся корягой, Герман вернулся за мной и своим горбом. От тяжелой работы от него шел пар. Густая борода его и разлапистые ресницы на морозе сплошь покрылись инеем, таявшим от горячего дыхания лишь вокруг рта и широченных ноздрей. Тогда я плохо осознавал, на какой шаг пошел он ради меня. Морозы стояли страшные, а егерь при этом отдал мне свой полушубок, оставаясь лишь в своей второй пятнистой шкуре. Поистине, он обладал нечеловеческой силой и отменным здоровьем. Но, как я увидел впоследствии, и у его силы был предел.
Егерь вволок в импровизированную берлогу сперва меня, а затем и свой скарб, нагреб ко входу снега и практически замуровал нас, оставив лишь небольшое вентиляционное окошко. Затем он достал из своего горба уже знакомый мне парящий шар и подвесил его в воздухе. Шар осветил тесноту берлоги и начал излучать долгожданное тепло. Я огляделся. По всему было видно, что это место егерь уже не единожды использовал в качестве укрытия. Своды берлоги покрывала прочная корка льда. Кое-где свисали сосульки, под самой крупной из них стояла маленькая миска. Шар быстро нагрел воздух нашего небольшого убежища, и свод берлоги, немного подтаяв, начал наполнять миску водой. Ветки вдоль массивного ствола ели были обрублены, их егерь использовал как настил. Меня он отнес к самому стволу и сунул в руки пустую бутыль.