"Фантастика 2023-123". Компиляция. Книги 1-25

Харников Александр Петрович

— А вот и гости, — шепнул егерь, приставляя свой палец к губам и давая понять, что нужно повременить с речевыми упражнениями. Я был крепко привязан к Герману и находился спиной к тракту. Именно поэтому о тех событиях могу рассказывать лишь со слов самого Германа, который по своей старой привычке беседовать с корабельным ЦУПом принялся вслух комментировать происходящее.

— Мог бы и догадаться, старый дурак, что Курьма не отпустит тебя просто так, — бубнил себе под нос егерь. — Глянь-ка, целую облаву затеял. Цепью идут. Трое спереди подводы, трое сзади. Всех мужиков из куреня поднял. И у каждого винтовка. Эх, малыш, я же спрашивал… — Герман сплюнул в сторону. — Хотя ты мог и не знать. Они же ссыкливые там все. Они

только толпой могут воевать да с винтовками. Да желательно — против вас, безоружных кореллов. Уроды.

По мере приближения группы Курьмы к нашей засаде Егерь пригибался все ниже, утрамбовывая меня в сугроб. Я попытался подать знак, что скоро начну задыхаться, но Герман рукой-ледышкой мне рот нащупал и зажал так сильно, что стало больно. Я терпел. Напряжение в воздухе висело нешуточное.

— Сейчас шлем увидят, — шепнул егерь и отпустил мне рот, ухватившись поудобнее за свою железную корягу. Как у него только руки к ней не примерзли на морозе? Она же на холоде обжигает. Пока шли, я пару раз приложился к ней, так, из любопытства, потом жалел.

Я лежал ни жив ни мертв. В курене ходили слухи, что егерей невозможно убить. Что они обладают такой магией, которая хранит их, даже когда те спят. Собственно, я сам тому был свидетелем. А их оружие по слухам было столь мощным, что один егерь мог запросто справиться со всем куренем. Хоть с вилами на него выходи, хоть с топором.

«Вскинет егерь руку, брызнет из нее свет, — брехали дети в доме, — и нет тебя, одни головешки остались».

Но сейчас мне в это почему-то не верилось — Герман натурально боялся открытого столкновения с сотрапезниками.

— Ага, — шепнул он мне, — заметили шлем. Озираются. Курьма верховодит, кому же еще… Таак, правильно все делаешь, одного вперед — на разведку, двоих назад, чтоб я с тыла к тебе не зашел. Остальные в круговую оборону встали. Смышленый гаденыш. А что у тебя в подвозе, интересно? Ох ты ж, червоточина рукотворная, — присвистнул Герман, — они пулемет приволокли. Представляешь? На тебя, соплю, да на меня в шестеро штыков да с пулеметом. Вот дурень! И это с сотней-то патронов. Вот как знал, нужно было все забирать. Пожалел кореллов, да убогих этих тоже пожалел. Им же по весне охотиться не с чем будет, а до теплых мен еще далеко.

Егерь пригнулся еще ниже, укрываясь за бревном.

— Тут видишь, брат, математика какая, — зачем-то принялся объяснять мне Герман. — У него сто патронов, и у меня после волка девяносто девять осталось. Если он нас грохнет и потратит на это, ну, пускай, до двух третей своих боеприпасов, по любому с моими патронами у них больше окажется. Больше патронов — больше шансов до теплых мен дожить. Даже если у них после боя окажется пять трупов и сто один патрон, они это за успех сочтут. А трупы освежуют и сами сожрут. Им, собственно, какая разница-то? Что корелл, что сотрапезник, все едино — мясо. Но это если я сам отстреливаться не буду. А я буду, — подмигнул мне егерь и вновь высунулся из своего укрытия. — Еще как буду!

Я вообще ничего не понял из сказанного. Патронами он, очевидно, золотые рубали называл. Но вот что за «математика» такая — бог, что ли, какой егерский? Не успел я пораскинуть мозгами, как егерь вновь зашептал:

— Глянь, разведчик возвращается. Ага, руками машет: вперед, мол, нет там следов. Сейчас они следы наши на целине увидят, и понеслась…

Герман вновь пригнулся, так что лишь глаза над бревном торчали да палка его кривая.

— А что, если?.. — подумал он вслух, но не договорил, прильнув к своей палке глазом. — Ага, так и сделаем, малыш. Если так в бой полезем, ну, двоих я уложить успею с такого расстояния, а остальные залягут, доберутся до пулемета и все, хана нам с тобой. Тут, в лесу, — он окинул взглядом Пустошь, — долго не побегаешь. Снега по пояс. А пулемет — дело серьезное. Надо только подгадать время… Ага. В кружок собрались, совещаются.

Ну, давай, хватай шлем, Курьма! Ты же себе такой давно хотел. Еще в том году приценивался на менах. А тут валяется прямо на дороге. Настоящий егерский шлем от скафандра! А батарейку зарядишь как-нибудь. Вот, перестанешь людей кушать, читать научишься, физику изобретешь и тут же зарядишь себе шлем. Давай, бери его!

Егерь бубнил непонятные мне слова, видимо, впадая в забытье от холода. Голос его слабел, дыхание становилось все реже. В какой-то момент он даже клюнул головой, но, уткнувшись мне в макушку, очнулся. Вытер нос ледяной ладонью и вновь прильнул к своей палке.

— Ну же! Ну! Вот. Молодец. Бери его. Озираешься? Правильно, озирайся. Взял? Отлично. Теперь неси его к своим людям. Давай. Ай, молодец. Заткни уши, последыш.

Оглушительный гром ударил мне по барабанным перепонкам. Тело Германа слегка дернулось. Запахло неведомой мне гарью. Герман прильнул ко мне, укрывшись за бревном, и тут же со стороны тракта раздался неимоверной силы грохот. По бревну ударило что-то тяжелое, так, что оно качнулось в нашу сторону. С воем и свистом пронеслись мимо нас какие-то пчелы свистящие. Посеченные ветви начали падать на голову, затем нас накрыла огромная пелена снега, сбитого с макушек деревьев неведомой мне силой, и засыпала с головой. Как только все улеглось, Герман зашевелился, откапываясь, и привстал над своим укрытием.

— Ай да Мария! Ай да умничка! А я протестовал еще… Эх, век живи да век учись! — Герман ликовал. — Взгляни, последыш! Не зря амуницию минировали.

Он встал в полный рост и перемахнул через наше укрытие так, словно я вообще никак не сковывал его движения, и повернулся к тракту боком, чтобы я мог увидеть страшную картину. Посреди тракта виднелась глубокая черная воронка. Подводу разнесло в щепки. В стороне от воронки лежали обезображенные тела сотрапезников. Кто без руки, кто без ноги. Лиц было не разобрать, вместо них — сплошное кровавое месиво. Горячий Гром тоже лежал неподалеку. Бедный конь еще дергался и бил передним копытом пустоту перед собой. Его брюхо было вспорото, и на грязный снег вывалилась добрая половина его нутра. Но тут Герман опомнился:

— Ох, чего это я? — он резко закрыл мне глаза рукой. — Ты ж маленький еще.

Я был не против цензуры. Картина открывалась не из приятных.

— Ладно, нужно убираться подобру-поздорову. Сейчас прибегут те двое, — егерь указал в сторону, откуда пришел отряд Курьмы. — Жаль, пулемет не унести — тяжелый, не дойдем с ним.

С этими словами Герман вернулся к бревну, забрал свой горб и быстро пошел к месту взрыва. Но только мы вышли на тракт, как откуда-то из леса, прямо с той позиции, которую мы только что занимали, раздался раскат грома. Егеря что-то сильно толкнуло в спину, и он повалился вперед, впечатывая меня в снег. Но не успел я опомниться, как обнаружил, что Герман уже поднялся на ноги и изо всех сил карабкается в гору, забираясь на тракт. Тут же грянул еще один раскат грома. У моего уха что-то прошуршало и с шипением вонзилось в снег перед нами. Егерь наконец выбрался на более плотный снег тракта и прыгнул прямиком в черную воронку. Аккурат на то место, где несколькими мгновениями ранее погибли четыре сотрапезника.

Он улегся боком, стараясь не задавить меня, болтающегося у него на груди, словно тряпичная кукла, и схватил свою корягу. Я уже понял, что приспособление в его руках каким-то образом плюется огнем и рубалями. Плюется настолько сильно, что может сбить с ног даже такого здорового сотрапезника, как Герман. Я взглянул на него. Лицо егеря было белее снега. В глазах пустота. Зрачки сузились до двух махоньких угольков. Он тяжело дышал.

— Слушай сюда, малыш, — скомандовал он, хрипя мне в лицо. — Я сейчас в шоке. Через минуту-другую мне крышка, если не доберусь до медицинской укладки. Она в рюкзаке, такая желтая коробка с крестом.