"Фантастика 2023-180". Компиляция. Книги 1-23
Шрифт:
Вот и Хиг что-то скис. Согнулся чуть ли не до самой палубы, поджал под себя ноги и, вяло теребя толстые цепи, продолжал бормотать под нос что-то непонятное.
Но Даст еще на реке заметил, что люди стали другими. А с утра над ним будто морок повис. Он несколько раз ловил себя на мысли: «А не все ли равно?» – но потом упорно гнал ее прочь, хотя с каждым часом она посещала его голову все чаще и чаще.
Он все с большим равнодушием посматривал за борт, все меньше вспоминал о прошлом и все чаще размышлял о том будущем, что ждет его в жилище неведомого хозяина, куда Угорь, как верный пес, сгонял послушную отару смирившихся
И сопротивляться ему с каждым часом становилось все труднее.
Умом Даст все это понимал. Видел, как прямо на глазах вытягиваются лица соседей, как смиренно опускаются их плечи, все большим равнодушием наполняются глаза и все с большей покорностью они выполняют приказы Зега. Однако даже это понимание не доставляло особого беспокойства. Так, маячило на границе сознания, легонько стучалось в голову, отодвинув на время назойливый голос в ушах, и только искренняя тревога за упрямого мальчишку по-прежнему не давала свернуться на досках и забыть, что он когда-то хотел вытащить отсюда и его тоже.
Даст до крови прикусил губу, чтобы хоть как-то стряхнуть накатившее безразличие. Чуть не с радостью ощутил во рту соленый привкус, почувствовал, как неохотно отступило неестественное спокойствие, и упрямо вернулся к Вэйру.
– Не спать, сопляк! – рыкнул он больше для себя, чем для него. – Не поддаваться! Это просто магия! Мы должны быть сильнее! Нельзя сдаваться!
Юноша даже не повернул головы. А Хиг плавно сполз на палубу и непонимающе уставился на свои руки, так и не выпустившие тяжелую цепь.
– Живи! – захрипел южанин, испугавшись того, что опоздал и Вэйр тоже скоро погрузится в эту сонную одурь. – Живи, кому сказал! Что бы ни случилось, живи! Эй! Хиг! Не смей засыпать! Парни, очнитесь!
От злого окрика Хиг непонимающе тряхнул головой, с явным трудом осознавая, где он и что происходит. А вот Вэйр так и остался безучастным, после чего Даст, похолодев, понял, что мальчишка ощутил на себе волшбу гораздо раньше.
Он, наверное, просто оказался более чутким к таким вещам, а южанин не понял сразу… не встревожился… не подумал о том, что Кратт наверняка не в первый раз использует эту магию, чтобы заставить пленников забыть о побеге. Странно, конечно, что он не сделал этого в самый первый день. Но, наверное, просто не захотел оставлять за собой четкого следа – не рискнул связываться с чарами до того, как корабль станет невозможно отследить.
– Проклятье… – простонал Даст, из последних сил сжимая кулаки: странная магия действовала слишком быстро, буквально на глазах опутывала разум, лишала воли, заставляла слабеть, путала мысли, стирала память.
Рядом с ним уже безвольно опустились на доски остальные рабы, бессмысленно улыбаясь и невидяще таращась в пустоту, как самые настоящие безумцы.
Один лишь Хиг все еще сидел, буквально качаясь на грани забытья. Но было видно, что еще немного, и никакая сила не удержит его стремительно истончающееся сознание.
Неожиданно воздух над судном распорол истошный девичий визг.
Даст вздрогнул и с огромным трудом повернул голову, чтобы посмотреть в сторону кают. И только спустя долгую секунду, когда крик повторился – долгий, отчаянный, – сообразил,
Еще через миг ему даже удалось припомнить тугой «сверток», который этот мерзавец с сальной ухмылкой волок на плече. Затем сопоставить эти два факта и понять, что за «подарок» был там спрятан. Наконец увязать все это с неестественным безразличием, накатившим на пленников, и с ужасом сообразить, что никто из них… ни сейчас, ни через час, ни через день… даже не встанет, чтобы помочь несчастной девчонке! Не пожалеет, когда ее будет рвать за косы сперва сам Угорь, а потом и остальная команда. И никто из них не поможет, когда замученную и полумертвую жертву, вдоволь наигравшись, равнодушно выбросят за борт.
Отчаянный девичий крик повторился в третий раз, распоров душный воздух, как ножом, и заставив одурманенного Хига вздрогнуть. В ответ раздался слаженный гогот дуреющих от вожделения мужчин. Потом донесся звук рвущейся ткани, приглушенный визг, звуки отчаянной борьбы, во время которой Даст безнадежно искал в себе силы подняться.
Наконец дверь в каюту Угря распахнулась, и оттуда с плачем выбежала совсем еще молодая девчонка – худенькая, хрупкая, с разметавшимися по лицу золотистыми локонами и огромными голубыми глазами, в которых горел дикий ужас.
Платье на ней было разорвано, одно плечо оголилось, на втором проступал свежий кровоподтек. На ее ногах не было обуви, босые стопы скользили по мокрой палубе. Чуть припухшие губы дрожали, а на ресницах набухали крупные слезы.
Следом, растягивая губы в довольной усмешке, неторопливо вышел Угорь – голый по пояс и безоружный. Проследив взглядом за кинувшейся в сторону девушкой, он довольно хмыкнул. Проигнорировал улюлюканье выглянувших из трюма пиратов, поправил растрепавшиеся во время борьбы волосы и лениво двинулся следом, напоминая сейчас сытого кота, спокойно играющегося с перепуганной мышкой, которой просто некуда бежать.
Девушка, снова вскрикнув, отчаянно заметалась по палубе, но повсюду натыкалась на ухмыляющиеся рожи пиратов. Она кинулась влево, вправо, избегая жадно протянутых рук. Судорожным движением прижала разорванный лиф к груди, пытаясь удержать то, что от него осталось. Лихорадочно заозиралась, с надеждой посмотрела на прикованных людей, которые могли бы ее защитить, но поняла, что помощи ждать неоткуда, и горько разрыдалась.
Наконец она решила, что лучше кинуться за борт, чем стать игрушкой в руках пиратов, и с тихим всхлипом бросилась к корме. Как раз туда, где неподвижной колодой лежал могучий южанин, с бессильной злостью следящий за приближением Угря.
Кратта, судя по всему, ничуть не встревожило бегство пленницы – напротив, игра стала только интереснее. Он равнодушно перешагнул через безвольно разлегшиеся на палубе тела, сделал знак своим людям не вмешиваться и медленно, уверенно двинулся за несчастной жертвой.
Девушка, добежав до скамьи, запнулась о невольничью цепь и, потеряв равновесие, рухнула прямо на распластавшегося южанина. На него мельком взглянули заплаканные глаза, ноздрей коснулся аромат ее кожи, в груди Даста что-то дрогнуло, а потом… потом что-то случилось. То ли с ним. То ли вообще в мире. Потому что сумасшедшая тяжесть, немилосердно давящая сверху и не дающая пошевелиться, неожиданно исчезла, а чей-то ровный голос сухо произнес: