"Фантастика 2024-121". Компиляция. Книги 1-21
Шрифт:
— Вы встать можете? А то тут чрезвычайно темно, я не могу вас посмотреть…
— Вы врач?
— Да, давайте-ка пройдемте сюда. Правда, сесть тут не на что… ну поставь ведро — обратился доктор к кому-то еще, после чего мягко посадил мена рядом с окном.
Попытался посадить: мена вдруг стало тошнить так сильно, что пришлось, оттолкнув доктора, выскочить на улицу — благо, я помнил, где тут дверь и как ее открыть. Упав на колени в снег, я попытался освободить желудок от того, что ему сильно не понравилось — но оказалось, что там ничего нет. Меня выворачивало буквально наизнанку, во рту появился вкус желчи… Когда на пару секунд меня отпустило, доктор приподнял меня и, сунув в руку какую-то
— Пейте, пейте всё!
Кружка была большая, и я почти успел выпить налитую в нее воду… После того, как меня вывернуло еще три раза, вдруг стало немного полегче и я смог кое-как подняться: стало очень холодно стоять на коленях в снегу. Доктор завел меня обратно в дом, усадил на какую-то деревянную подставку и начал осмотр.
— Давайте посмотрим, что тут у нас… эти пятна — они у вас раньше были?
— Доктор, я не могу сказать, я просто не вижу, о чем вы говорите. Все как в густом тумане, я только свет от тени различить могу — ответил я и вдруг понял, что сейчас "полиэтиленовый пакет" стал потоньше. По крайней мере у окна я уже различал стекло от подоконника.
— Так, откройте-ка, батенька, глаза пошире, повернитесь сюда… повернитесь к свету. Понятно… похоже, вы и глазки немного сожгли — но ничего страшного. Сейчас мы их промоем борной кислотой, и вам станет лучше. Эй, братец, у тебя чай спитой есть? То есть, кого я спрашиваю… у тебя чай в доме есть китайский? Понятно, тогда возьми вот двугривенный и бегом в лавку покупать. С собой я, к сожалению, борной кислоты особо не захватил, но вполне полезно будет и спитым чаем попромывать. А вы, — обратился доктор к кому-то еще — хоть у соседей каких самовар найдите, и по возможности чайник. На худой конец кружку…
Я не совсем понял, при чем тут борная кислота и чай, поэтому на всякий случай спросил:
— Доктор, а что случилось-то? Где я?
— Вы, молодой человек, в Пичугинской слободе, куда вас привез этот мальчик, как его, Дима. У него в доме — потому как мальчик сказал, что вы его сюда привезти и просили. А вас похоже молнией задело. Но, слава Господу, не насмерть. Однако все же обожгло вас: фельдшер привез платок, которым вас обтирал — так он весь как бы в золе, так кожа ваша обгорела. Но очень похоже, что обгорела меньше, чем я боялся — на вас, гляжу, красные пятна только местами.
— Спину жжет очень…
— Дайте-ка посмотреть… да, странно — на спине кожа выглядит немного обгоревшей, как летом от солнца, да еще полосами какими-то.
— Это я ее намазать не смог, вот и не зажила.
— А чем вы мазали? — очень заинтересованно спросил доктор.
— Мазью… не помню, куда я ее сунул. Там вазелин с какими-то гормонами…
— Гармонями? — в голосе прозвучало недоумение — вазелин? на нефтяной основе, что ли?
— Наверное, я точно не знаю — вроде бы вазелин из нефти делают, но уверен я не был.
— А вам не холодно сейчас?
— Нет, тепло — хотя я сидел перед доктором в одних штанах, согреться после купания в снегу я уже успел.
— Просто давайте помажем спину простоквашей. Я думаю, что она будет даже лучше, чем нефтяная мазь. Кстати, извините за вопрос: а университет Аделаиды в какой стране?
— В Австралии, а что?
— Еще раз извините… просто поинтересовался. Раньше про такой не слышал.
Когда я лег, глаза у меня закрылись сами. Сквозь дрему доносились разные голоса: доктор стал кому-то объяснять, что глаза надо мне промывать непременно спитым чаем, затем густой бас стал что-то говорить о предстоящей дороге — но, видимо очень уставший от боли организм после того, как боль ушла, срочно потребовал отдыха — и я уснул. Почему-то снилась мне злая тетка-врачиха из комедийного сериала, но ничего смешного не происходило, напротив — тетка пыталась
Утром я проснулся потому, что мне на лицо упала какая-то вонючая тряпка. Открыв глаза, увидел, что упала она из-за занавески, прикрывающей верхнюю половину стены надо мной. Откуда она упала, особо разбираться мне было некогда — но лишь выскочив на улицу, я понял что зрение у меня почти восстановилось. И это хорошо — иначе я бы не увидел свои стоящие под лавкой ботинки…
Под какой лавкой? Я осмотрелся. Дом, из которого я вышел, представлял собой так называемую "мазанку": облепленный глиной каркас. Причем каркас — торчащий на обвалившемся углу строения — был, похоже, из камыша. Разобрать было трудно: просто облепленные грязью прутья, но из таких же "прутьев" на доме было сделана и крыша, а камыша я в экспедициях нагляделся. Пару раз видел и мазанки: Федоровские знакомые на Исымбае строили на своих участках такие летние домики, и не по бедности — как правило там же стоял двух-, а то и трехэтажные особняки, а потому что в жару в мазанке прохладно. Но тут особняка видно не было, а неподалеку стояло еще несколько таких же "домиков из дерьма и палок" и две вполне деревенских избы, только очень небольших. Дальше в утренней дымке проступали еще дома, целая улица. Обычная деревенская улица из дальнего захолустья — но вот очень "неправильная". Больше всего меня смутило то, что никакими проводами тут и не пахло — интересно, зачем меня сюда привезли?
Только заходя обратно в дом, до меня дошло и кое-что другое: снег. Ведь приехали-то мы на полигон в самом конце апреля, и снегом вокруг уже и не пахло. Так что внутрь я зашел уже в состоянии глубокой растерянности.
Не успел я закрыть дверь (почему-то повешенной на больших лоскутах кожи, а не на петлях), как занавеска над лавкой отдернулась и из-за нее вылез парень, одетый в какие-то обноски. Увидев меня, он аккуратно спустился и спросил:
— Ну что, вашбродь, гляжу, на поправку пошли?
— Ты кто? И какой сегодня день?
— Так это, вторник нынче, а я — Дмитрий Васильевич, Гавриловы мы…
— А почему снег?
— Дык февраль на дворе, как же без снегу-то?
— Какой февраль?
— Дык, опять же, двадцать пятое число нынче. А вы что, вашбродь, запамятовали? Оно-то понятно, я бы, ежели в меня молнией стукнуло, небось и как звать меня, забыл бы. А видеть-то вы теперича видите? Вчерась-то, говорили, что и не видите ничего…
— Вижу, спасибо. Лучше, но насколько лучше — не пойму… это что — газета? — я протянул руку к торчащему из какой-то ямки в стене свертку.
— А это доктор вчерась с собой принес. И оставил. Ежели в другой раз не спросит, так берите, а так это докторова газета…
Стена оказалась не стеной, а большой печкой, но мне это было уже не очень интересно: я прочитал название газеты. Обычное такое название: "Царицынский вестник", вот только дата на ней была… двадцать третье февраля одна тысяча восемьсот девяносто восьмого года. Дата объясняла все: и снег, и отсутствие проводов в деревне, и дома-мазанки. Не объясняла она только одно: почему меня это столь мало взволновало. Хотя волновало меня все же много чего еще, в первую очередь сильная боль в заднице. Да и ноги болели так, как это бывает, когда первый раз без подготовки пробежишь кросс на двадцать километров: в институте подобное зверство учинили на первом курсе на первом же занятии по физподготовке. Так что я молча завалился обратно на лавку и попытался расслабиться, чтобы унять боль.