"Фантастика 2024-121". Компиляция. Книги 1-21

Дубинина Мария Александровна

Но кое-что в этом было очень интересным. Жалко, что молодой человек не нашел, куда он сунул баночку с этой волшебной мазью. Как он ее назвал, гармонической? Если честно, то именно за мазью этой доктор во второй раз и поехал за двадцать вёрст. Ведь если научиться такую мазь самому выделывать, то уже в конце лета можно будет и свой домик присматривать. Кстати, интересно, каким образом юноша из столь благородной семьи, да еще из самой Австралии приехавший, оказался без одежды в степи? Впрочем, сие не столь важно, но помощь человеку благородному, да еще и в медицине вроде как сведущему, всяко оказать нужно максимальную. Сам доктор конечно разве что врачебную оказать может… но ведь в Царицыне-то он не единственный дворянин.

Еще раз обдумав эту мысль,

Александр Александрович, уже стоя у двери в больницу, вдруг повернулся и быстро зашагал прочь. Козицын-то все равно никуда не уйдет…

Ястребцев в "той жизни" близким приятелем моим не был. Но все же работал в моей "системе", и о его характере и желаниях я знал довольно много. Вот и сейчас, выслушав мою просьбу, он усмехнулся, но уже вполне дружески ответил:

— Не волнуйтесь, это проблемы не составит. Я даже могу ссудить вам и более существенную сумму — ведь вы же не собираетесь здесь надолго оставаться? А может сразу в город поедемте? У меня, конечно, квартира невелика, но жильё я вам помогу найти и пока оплатить. И в чем поехать, найдется: я слышал, что одежды зимней у вас тоже нет, так захватил пальто. А к вам у меня встречная просьба будет: раз уж вы излечились, не отдадите ли мне вашу замечательную мазь? Я постараюсь такую же сделать, и ваш запас восстановлю, и прочим людям на пользу получится: каждое лето тут столько дачников на солнце обгорают.

Нет, дорогой Александр Александрович, пулемёт я вам не дам. Во-первых, гормонов нужных вы в мази не найдете: не тот уровень науки, если даже слово это докторам незнакомо. А во-вторых, зачем вам тюбик с мазью, которая будет — согласно дате изготовления — сделана больше чем через сто лет?

— Этого я, к сожалению, сделать не могу: сама мазь закончилась, а банку от нее хозяин мой забрал и даже вымыл — использует вместо стакана, потому как посуды в этом доме столовой не водится. Но я примерно состав и так знаю, и с удовольствием его вам поведаю — добавил я, видя, как лицо доктора начинает приобретать кислый вид. — Вазелин, камфара, ментол и эвкалиптовое масло. Пропорций я, правда, не знаю — но, думаю, вы и сами сообразите, сколько надо чтобы вреда не нанести. Добавлю, однако, что от ожогов она вряд ли помогает, но вот зуд и боль снимает просто великолепно.

Доктор слегка повеселел, но проговорил с сомнением:

— Эвкалиптовое масло? И где же его брать?

— У нас в Австралии деревья такие растут, и кусты — так масло из листьев добывают. Я слышал, что и в России в разных местах эвкалипты уже высаживают, а масло добывается экстрактацией прямо из листьев. Так что изыщете, где получить.

— Ну а как с моим предложением вместе в город поехать? Ведь раз вы письмо отправлять собрались, то из города быстрее дойдет. Если сейчас выедем, то точно успеете до четырёх его с почтамта отправить — и тогда оно нынче же уйдёт. А отсюда — дня на два, на три дольше идти будет. Знаете, в конце концов и у меня остановится можно, небольшая комнатка у нас свободна, а там вам будет всяко лучше, чем в этой… в этом саманном домишке. — И, видя мою нерешительность, однако истолковав ее по-своему, добавил: — А мальчику этому денег дать за приют — так вы дайте. Возьмите, это просто подарок будет — и он протянул мне трёшку. Я успел заметить, что в бумажнике, откуда эта трёшка появилась, больше денег не было…

— Пожалуй, я воспользуюсь вашим любезным предложением. Только попрошу минут пять подождать — я все же хочу этого парня поблагодарить не только рублём.

Доктор отправился в своему возку.

— Дима, — я подозвал его и, протянув докторскую денежку, постарался сделать самую доброжелательную физиономию. — Это тебе. Но это — только начало. Я вернусь к тебе скоро, скажем через неделю — и через год у тебя будет самый большой дом в слободе, и даже Зюзин будет называть тебя лишь Дмитрием Васильевичем. Но чтобы это получилось, надо сделать вот что. Вот эти картофелины есть ни в коем случае нельзя: это только для посадки. Сорт такой, какого ни у кого нет — с одного куста

ведро картошки вырастает. Поэтому заверни картошку в мокрую мешковину и пусть лежит у тебя в доме, на полу. На окне семена помидоров лежат — пусть лежат, а когда высохнут — спрячь куда-нибудь. Только никому про это не рассказывай, договорились?

— Ладно, — Димка с опаской глядел на трешку в своей руке. — И картошку сохраню, и сказывать никому не буду. А купить-то что нужно?

— Что хочешь, то и покупай. Деньги-то твои теперь.

Возок резво мчался во люду Волги: упитанная лошадка рыси, в отличие от престарелого Димкиного мерина, не боялась. Пока мы добивались от Ерзовки до Волги, доктор был полностью поглощен управлением — и я углубился в размышления. Впрочем, мысль у меня была, по большому счету, одна, чернышёвская: "что делать?" И даже более широкая, чем у "классика": "Что делать, когда всё вокруг будет еще хуже"? Потому что "что делать" я в общем-то представлял — надо всё исправить. А вот насчет "всё вокруг будет гораздо хуже"…

"Вы, Александр Владимирович, должны меня простить — писал Сергей Игнатьевич в "прощальном письме", — что я не уверовал сразу. В дело ваше — уверовал, а вот в Вас — побоялся. Себя побоялся, не поверил, что достоин был прикоснуться. Крестьянам, что молились на вас, не поверил. Даже когда вы, из дому в Ерзовке не выходя, Лизавету Черкасову с того свету вытащили, не поверил, хотя множество весьма достойных людей тому свидетелями были. Совсем сомнения меня взяли, когда и из Аделаиды ответ пришел, что никто Вас там не ведает.

Но оказалось, что и в пределах Империи вас никогда и никто не видал до той минуты, что спустились Вы с небес в огненной колеснице. Убедиться в чем мне понадобилось три года — и лишь тогда я понял Замысел Божий, что посланы Вы нам не с рыбой, но с удочкой. И счастье, что Мария Иннокентьевна, сомнений в Вашей сущности не имеющая, не дала мне сильно исказить предначертания Ваши…"

Это письмо я столько раз перечитывал, что наизусть помнил. Да, Мышка не любила меня, а "приносила себя в жертву посланцу Божию". Купцы — из наших, отечественных — мне старались не пакостить потому как, оказывается, лик мой освящал своим присутствием четыре с лишним тысячи церквей — тех самых, через которые я бобы голодающим распределял. Рабочие, по нынешним меркам, считай что и не воровали, да торговцы выручку почти до копеечки в кассу складывали… Похоже, что кроме Сергея Игнатьевича в мою "божественную сущность" не верили лишь Камилла да государь наш Император (да и то последний — по незнанию, небось царю-то побоялись о таком казусе доложить). А Саша Антоневич своими намеками, похоже, лишь добивался моего прямого опровержения, что не дьявол я, а вовсе даже… кто? Архангел? Неважно… вот только сейчас со "святостью" у меня никак: разве посланец Господа будет пятачки у доктора стрелять?

Так что придется теперь все исправлять не в стране эльфов, а в жестокой Российской действительности. И на моей стороне теперь только два преимущества: я знаю, что надо делать и знаю, кто мне в этом поможет.

Знать — хорошо, а исправлять — чтобы "исправить" и привлечь "помогальников", нужны деньги. Много денег. Но чтобы снова раскрутиться с теми же гамбургерами и пончиками, потребуется с полгода. А вот если бы у меня нашлось пару тысяч, то все можно сделать гораздо быстрее и, главное, правильнее. Вот только где же они найдутся-то?

И вдруг я вспомнил одно забавное происшествие, случившееся в Царицыне году так во втором — или третьем, не помню уже точно. Какой-то проходимец устроил подобное шоу, рассказывая о якобы "своих путешествиях в дикую Персию" — и вынес из карманов местной "элиты" несколько сотен рубликов. Его, правда, разоблачили — но Персия-то близко, а Австралия очень далеко. К тому же у меня будет отнюдь не "прощальная гастроль"…

— Александр Александрович, ехать нам еще довольно долго. Вы не расскажите мне коротенько так, как люди в Царицыне живут? Я-то, честно говоря, даже как в Россию приехал — и то вспомнить не могу. Не хотелось бы выглядеть дикарем в приличном месте…