"Фантастика 2024-121". Компиляция. Книги 1-21
Шрифт:
Глава 12
Кто такие казаки? В «прежней» еще жизни я не раз видел их по телевизору. В форме все, с шашками, песни поют, джигитовку и рубку лозы показывают. А в реальности? Известно, что казачьи полки уникальный вид иррегулярных войск, исторически сложившийся у нас в России. У них и организация, и условия особые, свои. Служат все без исключения, пока здоровье позволяет. И к воинскому укладу приобщаются рано – обучать молодых казачат начинали с двенадцатилетнего возраста и продолжали вплоть до ухода их на службу в армию. А уж когда попадают казаки в повинность [138] , то начинается совсем уже веселая жизнь. Обмундирование, опять же, с прочей амуницией только на собственные кровные приобретай. Там одно седло только семьдесят пять
138
Казаки, достигшие семнадцатилетнего возраста, заносились в станичные списки, обязывались платить подушный налог – «повинность», получали земельный надел и начинали готовиться к военной службе, приобретать обмундирование.
Обо всех этих тонкостях я узнал от двух казаков, ставших своего рода визитной карточкой самого отряда. Первый – могучий, крепкий, словно дуб, сорокалетний вахмистр Матвей Анциферов. Силы медвежьей. Вот с кем Гойде потягаться бы. Однако мужик рассудительный, миролюбивый и бережливый, а в прежние довоенные времена зажиточный. Было у него в хозяйстве две пары быков, три лошади, пять коров, хлеба своего на столе всегда хватало. Зато по части суеверий очень уж доверчив. Сам рассказал, что к шнурку у нательного креста пришита у него ладанка с наговором «от меткой пули да от вострой сабли».
А еще любит Матвей всевозможные уставные вещи.
– А что такое, по-твоему, дисциплина? – спросил я его однажды.
– Дисциплина есть душа армии, как не может жить человек без души, так и армия без дисциплины. Казак должон защищать царский трон и край родной, поражать врагов внешних, истреблять внутренних.
– Ну, с внешним врагом понятно, а кто таков враг внутренний?
– Внутренний?.. Так это, значит, жиды, бунтовщики и всякие там прочие студенты, которые супротив царя идут, народ мутят и забастовки устраивают.
Вот такие у Анциферова консервативные политические взгляды.
Полная его противоположность – молодой сотенный трубач Федор Суетин. Среднего роста, темно-русый, с небольшими усиками и зелеными шельмоватыми глазами. Он был, что называется, мастер на все руки, то есть отчаянный пьяница, азартный игрок и первейший в отряде хулиган и плут. Ему ничего не стоило сбегать ночью на привале в ближайший населенный пункт, самым бесцеремонным мародерским способом достать там спиртного и съестного, а после устроить попойку где-нибудь подальше от начальничьих глаз. Если же слух о такой пирушке доходил до Унгерна, то всю вину брал на себя Суетин. За эти поступки любили казаки Федора и при случае не давали его в обиду.
Про картишки Суетин тоже не забывал, но особенно ловко у него выходило играть в бабки. Едва выдавалась в походе свободная минута, как сразу же начиналось:
– Го-о-оль!
– Четыре!
– Голь! Дунька!
– Четыре-е-е!
– Го-о-оль!
– Наша берет!
– Молодец, Федька!
– Забил, черт широкоштанный!
– Да уж мы вас сегодня обдерем как миленьких! Обдирала ваша бабушка нашего дедушку!..
Разумеется, из-за ядовитого Федькиного языка случались и драки. Как и сейчас, когда на долгожданном привале у ближайшего костра заметались человеческие силуэты:
– Давай биться через черту!
– Брось, Силантий, не дури, все равно побью!
– Ага, сперло! Дрейфит ваша фамилия! Сослабило!
– Чт-о-о! Наша дрейфит?! Ну, тогда становись, я т-тебе покажу, как она дрейфит! А ну, братцы, дайте кругу!..
Круг очень быстро перешел в шар. А точнее, ком. Клокочущий, ревущий, шумный. И это еще хорошо, что у казаков с давних времен существует неписаный закон – не употреблять во время драки ножей и какого бы то ни было оружия, а биться на кулаках.
На помощь другу и в целях наведения порядка в дело вступил Анциферов, эдаким ледоколом «Арктика» врубившись в людскую свалку и расшвыривая дерущихся, как котят. Через минуту бой завершился…
Снова тишина, прерванная тихим пением:
Поехал казак на чужби-и-ну дале-еко На добро-ом ко-оне он своем вороно-ом… Несколько голосов тут– А коли будете и дальше так петь, то и к вам прилетит вражеский снаряд, – раздалось недовольное ворчание из стана сидящих неподалеку артиллеристов.
– И пущай, – ответили казаки, – у нас тоже орудие есть.
– Орудие? Как же, видали, видали. Вы хоть стрелять из него могете?
– Могем…
Завязался длительный спор. К нашему отряду и в самом деле была приписана 3-дюймовая горная скорострельная пушка образца 1909 года – это ее официальное название. Но по распоряжению Унгерна от этой артпомощи отряд благоразумно отказался, сдав ее в дивизион на временное хранение. Таскать такую тяжелую дуру по горным дорогам себе накладно. А вот чему внимание подъесаул уделял, так это гранатам. Всех казаков своих снабдил РГ-14 и научил, как их использовать. Есть еще в отряде ящик трофейных германских шарообразных «лимонок». Долго не мог понять, что это такое, пока в голове не всплыли нужные сведения из фотоархивов «Штыка». Сомнений нет – передо мной были «Ручные гранаты Kugelhandgranate 13». Приняты Германией на вооружение еще накануне войны и рассматривались не как элемент вооружения пехоты, а как средство для крепостных сражений. Из-за этого назначения малопригодны как пехотное оружие. Носить этот «шарик» в руке неудобно, поэтому гранатометчики использовали специальное устройство для носки – эдакое кольцо с цепочкой и застежкой наверху. Кроме того, с запалом не все в порядке. Терка тугая, и при горении замедлителя выбрасывается факел пламени, часто обжигая пальцы метателя. Я даже помню штыковский скрин уже нашей, отечественной инструкции на этот счет: «Употребление гранаты требуетъ особой предосторожности для устраненiя при выдергиванiи терки ожога пальцевъ правой руки. Бросать ихъ надо немедля всл?дъ за выдергиванiемъ терки. Широкiй разлетъ осколковъ во вс? стороны позволяет бросать только изъ-за закрытiя или заставляет ложиться всл?дъ за бросанiемъ».
Не знаю, придется ли использовать трофей по назначению, когда обычные гранаты кончатся, или «вражьи бомбочки» так и останутся взаперти. Тут ведь не угадаешь…
Меж тем казачья песня кончилась, и тут же началась новая. Под нее я и заснул.
Глава 13
Ночь подходила к концу. Светало. В утреннем сумраке постепенно начали прорисовываться силуэты уныло бредущих лошадей, уставших солдат, пушек, двуколок.
Видели ли вы когда-нибудь утро в Карпатских горах? Удивительное зрелище. По низинам разливаются густым белым туманом испарения, небольшими дымками поднимаясь вверх и постепенно заволакивая своей пеленою подножия горных склонов. Скалы сверкают, переливаются причудливыми красками под лучами солнца, порождая контрастную цветоигру от режущей глаз синевы до мягкой нежно-розовой ряби. Воздух вокруг настолько чист и прозрачен, что изломанные, нагроможденные друг на друга вершины горных хребтов кажутся не столь далекими, нежели в действительности. Наверное, где-то среди них затерялся замок графа Дракулы. Или где тут заканчивается Трансильвания? Может, спросить у местных жителей? Как же спросишь. Я их до сих пор не видел – разбежались все кто куда. И немудрено, когда война наступает. А у русских артиллеристов что ни день, то перепалка между офицерами по поводу и без повода. Как и прямо сейчас.
– Господин подполковник, у лошадей не хватает сил тянуть орудия и ящики, люди переутомлены.
– Извольте, поручик, встать на свое место!
Снова свистят нагайки и слышен лошадиный храп. Дивизион пытается взять очередную высоту. На это безучастно смотрит Унгерн. После ночной болтовни он явно выдохся и теперь вернулся к своему обычному мрачному расположению духа. И оно его не покидает даже тогда, когда дивизион справился с задачей и мы задерживаемся на пару часов на гребне высокого перевала. Рядом водопад горной речки, лошади распряжены и заведены в тень густых зарослей, солдаты обедают и кипятят чайники на кострах, а Унгерн все молчит и молчит, о чем-то размышляя. О чем? Как оказалось – о германских танках: