"Фантастика 2024-13". Компиляция. Книги 1-19
Шрифт:
— Указали на вас как инициатора безобразия…
— Майор! Позвольте, я включу магнитофон, и вы ещё раз под запись охарактеризуете оперативно-следственные мероприятия КГБ как «безобразие». Но, думаю, мне и так на слово поверят.
— Думаешь, твои друзья из ГБ тебя защитят? Министр ясно дал понять: чтоб в органах духу твоего не было! К вечеру!
— Почему? Свисток на месте, расчёска тоже. Вне дежурств следователь вправе носить гражданское, читайте приказ, вам уже, наверно, оформили допуск. Хоть одно нарушение у меня нашли?
— Найдём. И ваш начальник подскажет. Он тоже будет рад от вас избавиться.
—
— Не надейся на лучшее, сволочь!
Схватив шинель с шапкой, тот ускакал — к начальнику РОВД или к Сахарцу. Егор продолжил чистить документы, после придурка могли прислать кого-то знающего.
Пятиминутка длилась вместо обычных сорока или пятидесяти минут необычайно долго — часа полтора. То ли ораторствовал некий новый гений политпросвета, вещавший нетленные истины про укрепление трудовой дисциплины, то ли начальникам следствия и всего горрайоргана смерть как не хотелось слышать про разборки из-за егоровых инициатив.
Наконец, звякнул телефон.
— Евстигнеев! Зайдите ко мне.
Распихав по карманам свисток, расчёску, блокнот и прочие столь же необходимые для борьбы с преступностью аксессуары, он поплёлся вниз, заранее предвкушая отравление «Беломором».
Шестакова там почему-то не оказалось.
— Александр Сергеевич! Позвольте открыть окно. Меня всё равно уволите, так сохраню кусочек лёгких для новой жизни.
Сахарец обречённо махнул рукой.
— Открывай. И пиши рапорт. По собственному.
— В ГАИ?
— На гражданку.
— Хорошо, что не на гражданина. Я не по тем делам.
— Пиши. Иначе уволиться придётся мне. Пославшие Шестакова не простят.
Егор опустился на стул около приставного столика.
— Разрешите доложить, что произошло в пятницу.
— Валяй. Только это ничего не изменит. Даже если ты святее Папы Римского.
— Святее. Меня попросили сыграть две песни с Мулявиным, по старой памяти. Просил знакомый из КГБ, которому по ряду причин отказать невозможно. Да и вообще, святой долг милиции — порваться на портянки, чтоб помочь чекистам.
— Смеёшься? Мне не смешно.
— Мне тоже не особо. Отпросившись у вас, сходил на репетицию, сыграл. Вечером подменил гитариста. А пока я за него лабал, этого дурня повязали гэбешники. Он покупал наркоту. И знаете у кого? У родного племянника Кожемякова, не придумавшего ничего лучшего, чем угрожать гэбне: мой дядька из ЦК вас порвёт как тузик грелку. Те как услышали, что ниточка идёт наверх, к самым высоким буграм республики, аж засветились от счастья. Их же товарищ Андропов науськивает: изживать коррупцию в верхних эшелонах власти! А тут сидит такой подарок и сопли по щекам размазывает. Короче, до начала второго действия концерта он сдал всех покупателей наркоты и поставщика. А главное для нас, оба раза сидел на трибуне «Зари», когда отморозки били тачки. Я слил Папанычу всех посетителей «автогонок», чтоб выяснил фамилию организатора, его кликуха — «Баклан». В воровском мире непочётная, кстати. Ну, а если Папаныч или люди из управления КГБ не слишком
— Какая разница? — Сахарец запалил очередную беломорину. Наверно, ползарплаты пускал в дым. Стоят — копейки, но если смолить до десятка пачек ежедневно… — Сказано: виноват ты. Значит, тебя нужно выгнать. Или меня, если не исполню приказ. Тем более, ты мне надоел ещё на практике.
— Александр Сергеевич, теперь представьте. Вы расследуете серьёзное дело, знаете, что виноват, скажем, Вася, ему светит пятнаха. Вас вызывает начальник городского следствия и говорит: Васю не трогай, сажай Петю. Пойдёте на сделку с совестью?
— Это разные вещи. Ты не в тюрьму идёшь. Деньги есть, твоя жена, ну — почти жена, ответственный работник торговли, в «Песнярах» накопил, не бедствуешь. Устроишься.
— Это одинаковые вещи. Совесть — как девственность. Её нельзя потерять чуть-чуть. Она есть или её нет. Ваш выбор. Удостоверение на стол?
— Да. Карточку-заместитель тоже. Ключи от сейфа. Личный номер. Свисток можешь оставить на память.
— Естественно. Я его сам в «Спорттоварах» покупал. Расписочку, гражданин бывший начальник!
— Ты многого не знаешь, и не тебе меня судить, — бросил вслед майор, но Егор не стал задерживаться. Рапорта писать не стал. Даже на перевод в ГАИ или в кинологи.
Вильнёв сидел на своём месте.
— Привет. Ну что?
— Выгнали.
— Рапорт по собственному?
— Не дождётесь! — Егор сгрёб и рассовал по карманам мелкие вещи. — Сами придумывайте. Кстати, Сахарец не организовал у меня приём уголовных дел. Если что не так, я на голубом глазу скажу: там всё было нормально, это вы фигню нашмаровозили.
— Ему не до твоих глухарей. Его жена ночью «скорую» вызывала. Сердце больное. Сашу выдернули к Жабицкому в воскресенье и приказали: уволить. Министр наш — сам партработник, член ЦК, был Первым Секретарём ЦК комсомола, потом вся карьера в парторганах, ни дня до министерского кресла в милиции не служил. Все горкомовские да обкомовские обиженные — ему что братья родные. Там же отирался начальник следственного управления МВД и начальник следствия города. Жабицкий погнал на них, наорал, те ветошью прикинулись, а Сахарец — в отказ. Министр ему: не согласишься, уволен ты. За коррупцию. Начальником назначат твоего зама. То есть меня, — развёл ладони Николай. — Не соглашусь — тоже нах. За какую-нибудь взятку, или наркотики подбросят. И так всех наших. Потом поставят дубину вроде того Шестакова, он радостно подмахивает приказ. Саша решил не подвергать коллектив испытаниям и взял грех на душу. А ты…
— А я раскрыл автомобильные кражи. Но Жабицкому и его окружению не понравилось, что в числе фигурантов — начальственные детки. Понадобился козёл отпущения. И вот я весь ваш — бе-е-е-е… Прощайте. Зла не держу, но всё должно было быть иначе.
Егор обошёл кабинеты, пожал руки следователям. В розыске — сыщикам. Даже в ОБХСС заглянул. В дежурную часть. И уехал — в «Счастье».
— Моя прелесть! Твой муж — безработный. Меня выгнали из ментовки.
Элеонора вздрогнула от неожиданности. Она как раз занималась крайне пикантным делом — рассматривала фальшивые талоны для новобрачных с печатями ЗАГСов Минска. Очень похожие на настоящие.