"Фантастика 2024-13". Компиляция. Книги 1-19
Шрифт:
— Ну что ты! Ненужный риск. Лучше скажи, у твоих знакомых есть золотые зубы?
— У мамы два…
— Значит, мой клиент. Обычно желающий несёт протезисту золотой лом. Старые украшения, обручалки. Стоят недёшево, но и не смертельно. Только они на протез негодны, проба должна быть выше.
— Не знала.
— В ювелирном золоте 583 пробы примерно 58 процентов золота, остальное — медь. То есть нужно чистое золото, чтоб разбадяжить до нужного состава. Самородное или химически очищенное. Вот оно стоит действительно дорого и с большим трудом достаётся. Если знаешь, где взять, можно рубить капусту с сухой спиной. Один источник,
— То есть фарцуешь золотом.
— Нет. Завязал. Есть другие хитрые схемы, и для них пока не придумано статьи. Как говорил Остап Бендер, я чту кодекс. Имеется в виду Уголовный. Мне очень нравится на свободе. Красивые девушки, вот ты — королева нархоза, быстрые машины, вкусная еда, импортное шмотьё. Что может быть лучше? Чесслово, если бы мог сбежать из СССР на Запад, так ни за какие коврижки. Здесь возможностей больше для энергичного человека.
— А ты был… Там?
— Только в ГДР, в Дрездене, по комсомольской путёвке. Но слушаю «голоса». То, чем они заманивают в капитализм, мне не подходит. Эх, если бы здесь ещё открыли казино и стриптиз!
Что упомянутая часть Германии к его приезду давно вошла в ФРГ, Егор умолчал.
— Ты на меня время не нашёл, а ещё стриптиз?
— Сходили бы вместе, потом к тебе или ко мне, я бы, распалённый, не знал удержу… Так это работает. В теории. Смотрел стриптиз только по видаку. В ГДР нас, сознательных комсомольцев, от всего подобного ограждали.
Вместо символического товарищеского чмока на прощанье девица буквально залезла на парня и впилась в губы таким хищным поцелуем, что языки встретились. Туманя рассудок, всколыхнулось чисто животное желание сказать, что через пару часов должен быть ещё поезд на Брест, подняться с ней и прямо на коврике в прихожей…
Одолеть наваждение помог запах табака. Ольга, узнав, что «Жора» не курит, стоически выдержала весь вечер, но её шубка, шарф и шапка давно пропахли насквозь. Духи смешивались с этим амбре, но не перебивали его. Егор даже Элеонору заставил бросить и спрашивал с неё, если приносила с работы табачный душок, та оправдывалась как школьница: это материальные дымили…
Тем не менее, возбуждение дало о себе знать, хоть и не насмотрелся стриптиза. Дома, скинув верхнюю одежду, буквально сграбастал подругу и потащил в спальню, игнорируя слабые протесты вроде «у меня на кухне подгорит».
— Подгорит — проветрим, не беда. А если у меня лопнет?
Не лопнуло. И вообще, хотелось возместить себе наперёд новогоднюю ночь в райотделе, Элеонора не возражала. Прошлый Новый год после танцев в Мраморном зале Егор провёл намного интереснее, чем намечавшийся… Куда катится жизнь?
То воспоминание оказалось — точно сон в руку. Телефон зазвонил в самом начале десятого.
— Егор?
Он, притащившийся на службу тридцать первого утром, затянутый в милицейскую парадку, только через секунду врубился, кому принадлежит голос в телефонной трубке.
— Вот так подарок! Поматросила и бросила, а теперь звонишь?
—
— И тебя с наступающим. Но — да, не скажу, что очень обрадован. Девушки звонят бывшим, когда у них не всё хорошо. А тебе желаю только счастья, как бы ни прервались наши отношения. Что-то стряслось?
— Пискострадалец хренов, — брякнул Вильнёв, добавив пошловатую и нецензурную шутку. — Кончай. До восемнадцати-ноль-ноль времени в обрез.
— В обрез — это у еврея. У девочки жизнь поломана, — отбил шар Егор, прикрыв трубу ладонью.
— Нет, у меня нормально, — продолжила Настя. — В семье наладилось. Ну а с личным — никак. Мама всё не найдёт мне приличного поляка из хорошей семьи. Да… Сестра говорила, ты съехал с той квартиры, что на Калиновского?
— Не остался жить с ней, иначе ты была бы в курсе.
— Твой ядовитый тон… Но я не вправе упрекать.
— Ты вправе говорить всё что угодно. Я слушаю.
Вильнёв больше ничего не произнёс, но меняющиеся на его лице гримасы были информативнее бегущей строки на световом табло.
— Знаю, прошлое прошло, — вздохнула она. — Но у тебя по службе… Не случится повода заехать в Гродно? Я бы сняла гостиницу.
— По службе — нет. И не по службе тоже. Я не один. В апреле распишемся. Прости, что разочаровал.
Ответом был новый глубокий вздох, пауза, потом шёпотом: «спасибо».
— За что — спасибо?
— Иногда нужен последний штрих, чтобы добить иллюзию. Прощай.
Бип-бип-бип в трубке.
— Сколько у тебя ещё бывших?
— Одна. Но её убили. Не позвонит. Так что, товарищ капитан, я весь в работе. Без перекуров. Или надо написать слово на букву Х на капоте «волги» начальника?
— Ты о чём? Всепрощение давно ушло в прошлое и забыто! Арбайтен унд дисциплинен!
Какое там арбайтен… Матюгальник зазвал в ленкомнату, где замполит вручал пряники лучшим молодым сотрудникам по профессии: Лёхе Давидовичу (угрозыск) за раскрытые Егором кражи, Диме Цыбину (ОБХСС) за лучшее количество наструганных «палок» в сфере торговли и обслуживания населения, причём от такой чести он был готов провалиться сквозь доски пола, самому бравому ГАИшнику, самому внимательному инспектору ИДН, самому квалифицированному эксперту ОТО (самому — потому что единственному в районе) и так далее. Следствие не упоминалось, благодарности министра одному их них, молодому и борзому, хватит на всех. Потом долго зачитывалось поздравление начальника УВД, слово взял начальник РОВД, по кабинетам следователи и опера разбрелись ближе к одиннадцати, после чего Егор «предал коллектив», укатив по местам происшествий, мелкие заявления сыпанули как из рога изобилия.
В итоге притащился в дежурку после заветных восемнадцать-ноль-ноль, когда падает шлагбаум прокуратуры, узнал, что пока заявлений по его части нет, и пошлёпал из дежурки в отделение.
— Где тебя носит? — рявкнул Вильнёв в обычной своей манере: все у него виноваты во всём.
— Не поверишь, Коля. Работал на месте происшествия.
— Идём. Горячие закуски стынут.
Этажом ниже в кабинете Сахарца источал ароматы неплохой по наполнению стол, жёны следователей постарались вдвойне — праздник продолжится и дома, в семьях. Следом за Вильнёвым и Евстигнеевым вбежал Серёга, старлей из кабинета напротив. Стряхивая снежинки с ондатровой шапки, радостно выпалил: