"Фантастика 2024-148". Компиляция. Книги 1-16
Шрифт:
— Значит, стали разбираться с Украиной? — эта новость для меня была вполне понятной, сам старался, чтобы там началось шевеление, а то мы только тогда начинаем действовать, когда бешенная собака в ляжку вцепится.
— Ты еще не знаешь, насколько серьёзно! На Украину отправляют спецкомиссию. И возглавляет ее такой малозаметный товарищ с Кавказа, Лаврентий Павлович Берия! Поговаривают, ему путевку наверх сам Лакоба выписал!
А вот от этой новости меня передёрнуло. Да, Лаврентий Павлович, конечно же, самый эффективный менеджер двадцатого века, этого у него не отнять, но падла та еще!. Опасная, очень опасная, ведь не побоялся и Лакобу [11] , своего благодетеля травануть, и со смертью Сталина не всё в порядке, там тоже Берия сумел отметиться самым интересным способом.
11
Одна из версий смерти Лакобы — его отравление, которое совпало с ссорой с Берия, при этом сам Лакоба, один из немногих близких друзей Сталина, был в гостях у матери Берия, его позвали туда для примирения, а потом очень неожиданно, в тот же день умер.
— Говорят, что какие-то перестановки в Белоруссии намечаются. Мутно, правда, как-то. Говорят, что вернут на место товарища Гея [12] . Вот такие пироги.
— Получается, что над тройкой Гикало-Волкович-Шарангович [13] тоже висит подозрения?
— Поговаривают, что после хохлов, товарищ Берия займётся и бульбашами.
Н-да, ничто Бориске аппетиту не испортит! А брат продолжал молоть со скоростью пулемёта, ну да. мы же два дня не виделись, а он за это время успел столько узнать! И как это у него получалось? Вот кому надо идти в ОГПУ… Руководить отделом внутренних расследований!
12
Константин Вениаминович Гей, немец, старый революционер. Входил в ближнее окружение Сталина. Был первым секретарём ЦК компартии Белоруссии с января 1930 по январь 1932 года.
13
Гикало Николай Фёдорович сменил Гея на посту первого секретаря компартии Белоруссии, начальником ОГПУ в республике был Данила Иванович Волкович, вторым секретарём — Василий Фомич Шарангович. Все имели отношение к массовым репрессиям в Белоруссии, как и голоду 1931-1933 годов.
— Но это еще не всё… — да, не выговорился братец, что еще ждёт нас. Кстати, не знаю почему, но почти всегда сведения Ефимова оказывались пророчески точными. И как он только, падла, информацию доставал? Как?
— Самое интересное происходит в Казахской автономной…
— И что там интересного, брат? — говорю чуть с иронией. Но Боря мой тон не заметил, а предложил: ты чайник ставь, тогда расскажу.
Понятно, на кухне, под свист закипающего на плите сосуда можно продолжить болтовню. Но Ефимов вытаскивает на свет пакетик с пирожками, понятно, опять женушка постаралась. Знает, что братья Фридлянды те ещё ходоки, но любит Борьку, вот, зараза! Пирожки с кислой капустой я заценил, схрумкал сразу пару, потом добрался и до картофельных, но уже под чай. Перекусить я собирался еще до прихода родственничка, так что заварка была запарена, а в чайнике вода была горячей, только довел ее до почти что кипения — мы с братом любили пить обжигающе горячий напиток, хоть в этом вкусы были у нас одинаковые.
— Слушай, Мишка, я тут встретил одну даму, она тобой интересовалась. Миша… такая женщина! Такая ля фамм! Шерше не шерше, но ля фамм!
— Боря, а почему на французский манер?
— Ну ты же был во Франции, поэтому на французский…
— А ты лучше давай на итальянский, скажи: Какая фемина!
— Какая фемина! — почти точь-в-точь с интонациями Семёна Фарады выдал Борис. Получилось настолько похоже, что я не выдержал и заржал, даже не засмеялся, а именно заржал, держась за живот.
«Ты чего истеришь?» — неожиданно в голове прорезался голос долго молчавшего от обиды Кольцова. «Ой, не могу, как похож!» — продолжал я веселиться, Борис не выдержал и присоединился
— Ну хорошо, что за фемина?
— Это Женя Хаютина! Слышал?
— Как ты сказал, Хаютина?
— Ну ты должен её знать, она из наших, журналистских рядов, жена видного партийца Ежова. Ну, не совсем так видного, но если присмотреться, так заметить можно. Так вот, она организовала что-то вроде литературного салона. И хочет тебя туда заполучить, как украшение этого… так сказать, весьма интересного собрания.
— И чем оно интересно?
— Миша, там такие игры… с раздеванием дам…
— Боря, ты там был?
— Нет, нет, нет… но был… с Бабелем заодно.
— Ох и бабель ты, Борька!
— Не без того, фамильная черта! — гордо заявил мне братан.
— Так ты как? А?
— Б! Боря на Б! а не на А.
— Ну ты чего? Я ведь от всего сердца предлагаю. Ты сейчас видный, холостой, почти холостой, чего бы не потешить себя…
Боря опять намекнул, что с «этой» (своей второй супругой) я так и не развёлся. Ну, ну, а вот тут нарисовалась самая натуральная «медовая ловушка». Знаю, что мадам Хаютина была далеко не красавицей, но женщиной оказалась роковой. Она была не столько красива, сколь миловидна, обаятельна и губила мужиков своей любвеобильностью. Была слаба на передок. А муж ейный, нарком Ежов пользовался Женечкой как прикрытием своих гомосексуальных похождений. Впрочем, мне он это вспомнит в доносе Сталину, сука..
— Борис, чай пей, и что ты там хотел рассказать про Казахстан?
— О! Я ведь из-за чего вспомнил Женю, так как раз из-за Казахстана.
— Что? Ежова натравят на всадников степей? — у меня глаза на лоб полезли от такой новости.
— Миша, что ты думаешь только в лоб да в лоб! Ты пару минут помолчи, я тебе выдам все расклады! Помолчишь?
— Нем, как рыба в майскую ночь!
— Так вот, говорят, что на пленуме приняли решение ОГПУ превратить в наркомат внутренних дел. Чувствуешь! И наркомом туда идёт…
Ефимов. Сука, выдержал театральную паузу, даже чуток передержал её.
— Киров!!!! Трам-пам-пам! И ещё, поговаривают, что он согласился на это только если его первым замом станет Лакоба, и он станет, хотя отбивался, но Сталин его упросил. Там жена Лакобы что-то мутила, но Глухой [14] оказался совсем глухим к ее завываниям.
Ну это понятно, супруга Лакобы, редкая стервь, не хотела быть сотой дамой в Москве, она хотела быть первой в Абхазии, дамочка сложная, да и к смерти мужа-рогоносца тоже имеет какое-то отношение, не помню, правда, чем там следствие закончилось, но…
14
Глухой — партийная кличка Лакобы, у него действительно были проблемы со слухом.
— Так вот, а на место Кирова направили… Ежова! А вторым у Ежова будет… бывший первый Казахстана Филипп Исаевич Голощёкин! Оппа! Сладкая парочка приятелей едет оттрахать Питер!
Ну да, эти два поца, как говорят в Одессе еще и любовники. Интересно, это Сталин специально протолкнул. С одной стороны, это хорошо, что одного из виноватых в голоде, что поразил Казахстан с места насиженного убирают, вот только вроде как на серьезное место его ставят. Или это имеет перспективу — компромат на Ежова? Это пока не понятно, но весьма интересно. А еще связка двух людей, которым Сталин доверяет — Лакоба-Киров… Насколько я помнил, Сталин хотел, чтобы именно Лакоба возглавил НКВД. С тридцать второго года, когда разочаровался в Ягоде, делал старому другу такие предложения, и до самой его скоропостижной смерти вождь не оставлял попыток перетащить друга в Москву именно на эту должность. А получается связка очень серьезная, крепкая. Может быть, до Кирова не смогут тогда дотянуться? Или нет?
— И знаешь, кто становится во главе степняков? Не поверишь! Рыскулов! Помнишь, человек, который критиковал самого товарища Сталина! И по делу критиковал! И его не расстреляли! Его ставят во главе Казахстана. И говорят, что есть вариант объединения нескольких республик в один Советский Туркестан. И помощник у него, второй секретарь тоже из местных товарищей, Ураз Исаев. И, говорят, что Туркестан должен стать автономной республикой в составе РСФСР! Вот так!
— Боря! Скажи мне, откуда ты всё это знаешь? Откуда?