"Фантастика 2024-148". Компиляция. Книги 1-16
Шрифт:
— Если ты упустишь эту девочку… — сказала мадам Жаклин… — я буду считать тебя последним идиотом.
Я знаю это. И я знаю, что я последний идиот. Я не смогу ее взять с собой. Это я тут Мишель… И что? Терять свою Паолу? Я этого не хотел. Мы остались в моей комнате и занимались друг другом… мы любили… мы были одним целым… пока в моей голове не стал звонить набатом простое слово «ПОРА!».
Мы поехали на вокзал за билетом. Потом снова любили друг друга. Я так и не закончил статью, хорошо, что письмо в белогвардейскую газету отправил. Интересно, напечатают его или нет? А вдруг в этой реальности редактор их не попадет в простенькую ловушку? Впрочем, это все ерунда… по сравнению с НЕЮ. Блин! Первый раз в жизни влюбился! Миша бухтит, что у него этих любовей было, но потом сдулся, сказал, что ТАК у него
Она меня посадила на поезд. Она не плакала. Она просто стояла. Она обещала писать… она, она, она… и я чувствовал, что не напишет. Я дал адрес Мишеля, того самого парня, с которым мы вместе брали интервью у генерала Шатилова. Но почему-то был уверен, что она не напишет. Прошел он, угар любви, что ли… так хотелось выскочить из поезда, но… Я ведь прекрасно понимал, что не могу не уехать, ОН слишком неоднозначно это воспримет. Тогда меня найдут, где бы Паола не пыталась меня бы спрятать. А она ведь предлагала, спрашивала, или я не прячусь, или мне не нужна помощь. И что-тот мне не договаривала. Мне так показалось. И адрес свой не дала, совсем не дала, только пообещала написать. И как-то не слишком уверенно. В общем, пока не показалась граница, я метался по купе, в котором ехал в одиночестве, как тигр в клетке. И только после того, как поезд оказался в Германии чуток успокоился.
В Берлине мне предстояло найти Мартина Вагнера. Это был архитектор, строивший социальное жилье в Берлине. Он осваивал технологию панельного строительства, поэтому я был крайне заинтересован с ним переговорить. Этот человек известен своими антифашистскими убеждениями, правда, Мартин не коммунист, он сочувствовал социал-демократам, но посещал в Советский Союз. И мне было очень важно, чтобы этот человек оказался в эмиграции не в Турции или США, а именно в СССР. Ведь он возглавлял всё некоммерческое строительство в Берлине, понимаете, некоммерческое! Фактически, программа социалистического распределения жилья для бедных слоев населения.
Я нашел его в поместье Эйхкамп. Которое он только-только достроил. Это был худощавый мужчина среднего роста с тяжелым взглядом из-подлобья. Он не слишком доверчиво воспринимал мою речь, тем более, что строительная отрасль сейчас переживала в Германии тяжелый кризис (как часть мирового экономического кризиса) и его планы все оказались перечеркнуты. Тем не менее, я взял у него подробное интервью. И мы сумели как-то найти общий язык. Дружбы, какой возникла у меня со многими писателями Германии, не возникло, но вот приязненные отношения, пожалуй, что да. Я поехал брать себе билет на поезд в Москву, по-прежнему прикрываясь чужим именем и чужими документами. Господину Вагнеру я представился как Михаил Кольцов, хотя и попросил его говорить, что интервью брал французский журналист.
И тут, на Берлинском железнодорожном вокзале я встретил ЕЁ. Миша Кольцов стал рваться из меня, вопил и кричал, что это ОНА, и что я должен, и что вообще, я сволота последняя! Миша! Дай мне волю! Но я дал ему по рукам и загнал поглубже, чтобы даже не шевелился. Он, конечно же, обиделся, и очень долго со мной не разговаривал.
Кого это ЕЁ? Понятно, что Марию. Которая Остен. Которая в Реальной истории стала его третьей женой… хотя и гражданской, которая и погибла из-за него. Поехала спасать, блин… и ее расстреляли…
«Миша, я её люблю!»
«Миша, ты хочешь ее смерти?»
«Что ты говоришь такое?»
«Если ты ее любишь, в чём я не уверен, ты же ее даже не узнал еще, так вот, тем более. обходи ее пятой дорогой!»
«Почему?»
«Оба пропадете, и я с вами заодно».
«Сволочь, ты. Миша, сам в порыве страсти барышню три дня валял, а мне так фигу в нос!»
«Фиг вам — народная индейская изба, Кольцов, пожалей ты ее, а?»
Я лично понимал, что Мария Остен нарисовалась на горизонте совершенно не случайно, скорее всего, её поставили за мной понаблюдать. Так показалось, во всяком случае. Но она не сделала нам с Мишей ничего плохого, зачем же
Кольцов злобствовал в моем мозгу, я же наглотался аспирина фирмы Баейр и делал вид, что со мной всё в порядке. Но нихрена со мной в порядке не было! Меня тянуло к Паоле, Кольцова тянуло к Марии… Растроение личности получалось, потому что нас обоих товарищ Сталин тянул в Москву. И эта последняя тяга была решающей.
А в Москве на железнодорожном вокзале меня встретил товарищ Артузов, сволочь этакая, с цветочками, алыми гвоздиками, да еще и четырьмя штуками! Намеки он тут устроил, чтобы тебя только парными букетами поздравляли! Ну, в общем, поехали мы по столице да возложили цветы у памятника героям-революционерам. Как я понял, орденом меня не наградят. Ну и ладно. Не за ордена же воюем, в само-то деле, не за ордена!
Глава девятнадцатая. Под микроскопом
Москва. Кремль. Кабинет Сталина
26 апреля 1932 года
Отгремели торжественные мероприятия, посвященные дню рождения Владимира Ильича Ленина. Мероприятия отгремели, а некоторые товарищи загремели, да не куда-нибудь, а на Лубянку, надо было им ответить на некоторые вопросы, которых у следователей накопилось очень и очень много. Вот только сначала они выстоят траурную вахту у тела товарища Ягоды, который вчера застрелился у себя дома. Что-то почувствовал, мерзавец, два раза выстрелил себе в висок, снайпер, наверное!
Надо сказать, что настроение у товарища Сталина было несколько приподнятое. Как-то незаметно стали уходить куда-то из жизни очень неприятные персонажи. Тот же Троцкий. Икак это получилось, что Лев Давыдович нас так быстро покинул? Вот этим, точнее, отчетом об операции, который предоставил Артур Христианович Артузов, руководитель иностранного отдела ОГПУ Иосиф виссарионович и решил заняться.
Отчет существовал в единственном экземпляре. Сначала вождь прочитал о выбранном спецпрепарате, который действовал надежно, но имел одно побочное свойство — давал сильный запах чеснока у пораженного им объекта. Усмехнулся, Троцкий любил острую еду, это было хорошо известно, так что баранина под чесночным соусом, даже картофель, и тот шел с большими дозами чеснока, посему врач, проводивший вскрытие, подтвердил сильную пневмонию. Кроме того, бронхит подхватила жена Троцкого, но у нее болезнь протекала не в такой тяжелой форме — она вдыхала токсин не так долго. Сам препарат был не опасным, опасным были его пары, но тоже недолго. А тут еще — климат острова и частые простуды, которыми страдал создатель мирового троцкизма. На кашель и простуду он жаловался задолго до приезда Кольцова, так что всё получилось более чем удачно. Просто прохлопали воспаление легких, а когда хватились, было уже поздно! Теллурий так тяжело достать, а сделать из него нечто смертоносное… И еще, к тому же, в единственном экземпляре! Это ж такие расходы. Но не будем мелочиться. Льва дробинкой не убить. Интересно, что у Кольцова тоже были признаки бронхита, но опять же в легкой форме. Он заболел уже в Париже, из-за чего пребывание там могло затянуться, а когда он закадрил Лину Оденсе, точнее, когда она закадрила его. Почему-то девушка решила испытать Михаила, предложить ему бежать, скрыться, но он не раскрыл себя, да и на очень соблазнительное предложение агентессы не повелся. Расписание его действий, движений, что делал. Когда, с кем встречался. Буквально поминутный расклад. Интересно, Лина такая хорошая актриса или у них там что-то большее, чем просто медовая ловушка получилось?
Такое бывает, когда неопытная девушка влюбляется в предмет слежки или шантажа. Но нет, Лина не выдала ничего. Их прослушивали. Нет, технических суперсредств не было, но соседний номер снимал человек Шпигельгласа, а слышимость там была очень и очень даже, так что слышно было даже о чём они говорили в постели, хотя в постели они говорили очень мало.
А уж как был удивлен наш агент, который остался проследить за Паолой, когда увидел, что она пробирается на советский пароход в порту Амстердама. Причем очень аккуратно, тайно. А Соломон не дурак, всё сопоставил и попенял Артуру, мол, почему не поставил его в известность о двойном контроле. Так Артузов тоже ничего о таком контроле не знал. Как говориться, товарищ Сталин полон сюрпризов.