"Фантастика 2024-148". Компиляция. Книги 1-16

Пашковский Юрий Юрьевич

«Миша, хватит дуться, как гимназистка, у нас еще работы дохрена и трошки». «Хм…». «Есть предложение: поговорить по душам». «Что, испугался редакционной рутины, знаешь, что моя статья нужна в «Огонёк», а сам ё сварганить не получается?»

Я вздыхаю. Всё-таки мозго…б он знатный.

«Кольцов, давай всё-таки работать так, чтобы за тебя не было стыдно». — пытаюсь его поддеть. «А за что это должно было быть мне стыдно? Я делаю свою работу, хорошо ее делаю, что за «наезды», как ты любишь утверждать».

Ага! Вот и задел его за живое, заговорил!

«Ладно, Миша, я не буду говорить, что ты напишешь оду ГУЛагу, причём не слишком-то фальшивую, другие намного более слащавые и завирательные статьи напишут, нет, Кольцов. Есть одна вещь, за которую тебе будет стыдно, и я её точно не допущу». «Ты это про что?» — Кольцов зависает. Такого он от меня

точно не ожидал.

«Объясняю. Если ты считаешь, что я тебе вру, я открою тебе память. Так вот, ты должен познакомиться с Марией фон Остен в этом году. И вы сразу стали жить вместе. Да, это была фееричная любовь, Миша. Но в Сааре в следующем году вы увидите очень красивого мальчика из рабочей семьи, Губерта Лосте. И в твою бедную голову втемяшится привезти мальчика в Советский Союз и сделать из этого хорошее пропагандистское шоу». «Ну это, ты как-то английскими словами меня не очень-то оскорбляй»… «В общем, вы его усыновили и привезли в СССР, вот в эту твою квартиру. Мария напишет про него книгу «Губерт в стране чудес» и ее издадут с предисловием самого Димитрова. «И что тут плохого? Это замечательная идея! Блестящая просто!» «Блестящая? А ребенком кто заниматься-то будет? Вы о мальчике подумали? Или это только винтик в пропагандистской машине? Я тебе расскажу, что из этого получилось! Губерт будет плохо учиться и очень плохо на него подействует известность, а то как же, самый известный пионер СССР! Ни у тебя, ни у жены времени на мальчика просто не будет: ты застрянешь в Испании, Остен будет загружена в Коминтерне. Потом вас с Марией расстреляют». «А… Б…». «Стоп, Кольцов, дай мне закончить… Потом будешь материться! Так вот, твой брат Боря поможет мальчику пойти учиться, а потом всех немцев выселят в Казахстан, где он будет пасти скот, дважды будет сидеть за кражи, заметь, не за политику, а за банальное воровство! И будет мечтать вернуться в Саар, к родителям. Умрёт в тридцать шесть от банального аппендицита».

«Подожди, а что я сделал не так?» — удивился Кольцов. «А то, что ты жизнь ребенку поломал, это по-твоему ничего? Игрушки? Это ребёнок, использовать его ТАКИМ образом — это ниже всего, что только можно вообразить, это подло, мать твою, Кольцов! Подло».

И пока мы не подъехали к редакции я матерился, как сапожник, а Кольцов в моей голове притих, не ожидал такой реакции. А что он хотел? Всё-таки мы люди разных эпох и разных подходов к человеку. Нет, я не испорчен всякой там толерастностью и прочей новомодной хренью, но для меня каждый человек — Вселенная, и каждый ребенок — это ценность. И такое бездумное отношение к человеческой судьбе… вот не могу, меня просто рвёт от этого…

В общем, в свой кабинет мы зашли уже во вполне рабочем состоянии. Более того, я выпустил Кольцова, который снова стал собой, и возня с номером стала продвигаться, как наскипидаренная. Но тут ровно в полдень на столе зазвонил телефон. Хорошо известный мне голос Поскрёбышева предупредил, что сейчас со мной будет разговаривать Иосиф Виссарионович. Людей из кабинета вынесло, стоило только мне махнуть рукой.

— Здравствуйте, товарищ Кольцов.

— Здравствуйте, товарищ Сталин.

— Хотел спросить, у вас ничего нет мне показать нового.

О чём нового, он не говорил, понимал, что я понимаю, что он понимает, что я понимаю, как он меня понимает… и т.д.

— Есть новый материал, товарищ Сталин.

— Вот и хорошо, товарищ Кольцов. Привезите-ка мне этот ваш материал, скажем так, в девятнадцать двадцать. Вас это устроит?

— Конечно!

— Тогда до встречи, товарищ Кольцов.

Трубка замолчала, а через секунду раздались длинные гудки отбоя. В комнату стали очень осторожно заглядывать сотрудники редакции, наблюдая моё почти мумифицированное состояние.

— Миша, что случилось?

Я даже не понял, кто задал вопрос, но он был написан на мордах их лиц, причём у всех без исключения. Вздохнул.

— Поговорили.

— Миша, и что? Ходят слухи, что тебя должны сделать главредом «Правды», неужели правда? — это Евгений Петров. Сам не заметил, как применил ко мне тавтологию, а сам оную старался выжечь калёным железом. И у себя, и Ильфа, и у всех иных писателей.

— Так, товарищи, до конца декады неделя, а у нас в номере еще кошки не валялись! Вы хотите сорвать выпуск? Не позволю! Была короткая беседа с товарищем Сталиным, в которой он выразил благодарность за работу нашей редакции. Всё? О газете «Правда» речи не шло. И это правда!

Остаток рабочего дня прошёл в какой-то сумбурной

обстановке. Редколлегия воодушевилась моими словами, а я вот боялся себе даже представить, во что они могут вылиться. Ведь вождь про «Огонёк» и слова не сказал. Надеюсь, поймёт, что я старался сохранить конспирацию. Поймёт и простит.

* * *

Москва. Кремль. Кабинет товарища Сталина

Группа товарищей, с самого утра оккупировавшая кабинет товарища Сталина могла поражать своей пестротой. Во всяком случае, такие люди сюда еще не попадали. Тем более, что Поскребышев получил указание в журнале посещений сделать запись, что товарищ Сталин никого сегодня не принимал, работал с документами. Визиты всех руководителей самого разного ранга были перенесены на другие дни. А сегодня… цирк, да и только!

В тройке товарищей, которые оккупировали помещение кабинета, заваленного бумагами, ростом и какой-то статью, почти военной выправкой отличался Михаил Куни, он же Моисей Абрамович Кунин, еврей, родившийся в Витебске, ученик Шагала и Фалька. Не удержусь от того, чтобы не заметить, что Мося Кунин жестко и бескомпромиссно критиковал творчество Малевича, которое и творчеством не считал, жёсткий товарищ, который не видел в беспредметном искусстве предмета искусства. И зачем нам художник. Ой, не спешите, у этого витебского еврея очень интересная биография: с детства, кроме живописи, занимался еще и спортом, даже выступал в варьете, причем не в захудалой провинции, а Москве, Киеве и Одессе. Был у него такой номер, «баланс на трапеции». Зато номер такого иллюзиониста Арраго (он же Роман Семенович Левитин) «Живая счётная машина» произвела на юношу очень серьезное впечатление, он стал развивать свои способности к мгновенному счёту в уме. Смотрите дальше: 1916 год — заканчивает Московский коммерческий институт. 1917-1918 год ассистент Бехтерева в психоневрологическом институте. Затем — Витебская школа искусств, лямур, причем даже стрелялся из-за неразделенной любви, правда, чуть не пристрелил при этом товарища. А вот девушка, Александра Каганова, все-таки вышла за него замуж. А потом поступил работать в цирке, сначала как художник-оформитель, потом уже стал выступать с собственными номерами, причём не только в качестве «живой счётной машины». Выше среднего роста, с резкими, чуть хищными чертами лица, тяжелым взглядом из-под густых бровей, Михаил Куни приобрёл определенную популярность и на его номера ходили смотреть. Сейчас он просматривал документы, причём в очень быстром темпе. Посмотрел секунду на листик бумаги, отложил его в сторону и тут же взялся за следующий.

Вторым оказался молодой человек, ассистент кафедры психиатрии Иркутского медицинского института, Игорь Степанович Сумбаев. Очень молодой, но весьма перспективный ученый, пришедший в науку после окончания Саратовского медицинского университета, он был на стажировке у самого Зигмунда Фройда, а потом работал в психиатрическом отделении Сибирской краевой психиатрической больницы. И стал известен как один из психиатров, активно применяющих гипноз в медицинской практике. Он тоже просматривал документы, но делал это медленно, как-то слишком спокойно.

Третий человек, который уже ничего не просматривал, а совершенно спокойно сидел, разве что на ногу не закинул, хотя, казалось, вот-вот и совершенно расслабленно примет позу американского курильщика. Этим человеком оказался Николай Александрович Смирнов, более известный как Орнальдо. Под этим сценическим псевдонимом он проводил сеансы гипноза, в том числе массового. Этот человек был абсолютно безмятежен. Казалось, что суета мира не касается его совершенно. Хороший дорогой костюм, щегольский галстук, подтянутая фигура, несмотря на то, что его возраст давно перевалил за полтинник, Он даже не удивился тому, что пришлось давать подписку о неразглашении, причём в такой форме, что любой другой бы задумался, но… Уже с тридцатого года товарищ Смирнов перестал выступать с цирковыми номерами и стал работать на ОГПУ. Скажете, что такое невозможно? Сказка? А то, что дочь Орнальдо-Смирнова стала женой Меркулова, ни о чём не говорит? Значит, ничего… едем дальше [21] .

21

Вообще-то о такой роли Орнальдо стало известно со слов Шаламова, которому тоже это рассказали, в общем, первоисточник так себе… Но, как говориться, ложечки нашлись, а осадочек остался….