"Фантастика 2024-152". Компиляция. Книги 1-18

Стародубов Алексей

Первым делом Шин Зе проверил лавку. Украшения, выставленные на общее обозрения, были совершенно обычными. Тогда доблестный попросил показать ему особые заказы Вайнса. Ювелир вначале упрямился, но учитывая статус хайши все-таки согласился продемонстрировать два браслета, при этом не забыв упомянуть, что эти украшения не продаются. Хайши не нужно было их покупать. Он уже увидел связь. Шин Зе попросил показать ему еще изделия с подобными камнями, но те тоже оказались пустышками. После этого, к огромному облегчению ювелира, доблестный покинул лавку. Теперь он направлялся

к дому Вайнса, но ноги сами привели его в парк. Шин Зе присел на скамейку. Его черные птицы играли в салочки на ветках ближайшего дерева. Хайши давно уже не был здесь. Это место хранило как светлые воспоминания учебы в Дизансе, так и боль потери. О последнем он старался не думать, хотя северный художник смог изрядно поплясать на душевных ранах Шин Зе. Ветер вихрем закручивался на земле, подбирая с нее песчинки и листья. Доблестный, наблюдая за эти представлял себя одной из песчинок, затянутым в этот водоворот событий.

— Чудная погодка, не правда ли?

На скамейке сидел еще один человек в темном плаще. Хайши не мог поверить, что задумался на столько, что не заметил его присутствия. Глаза незнакомца были разного цвета. Точь-в-точь как у Гальвэра.

— Иногда очень полезно остановиться, присесть и подумать, — продолжал он.

Шин Зе не смог подобрать слов для ответа, решив вернуться к созерцанию игр ветра. Время шло, а странный незнакомец все не уходил. В его глазах очень ярко читалось веселое любопытство.

— Знаешь, те, кто много молчит, на самом деле много могут поведать интере-э-э-эсного, — Цежл приложил руку к груди и продолжил. — А я как раз люблю послушать.

Такая провокация никак не могла сработать на хайши. Поняв это, айдонианец взял Шин Зе за плечо по-приятельски и шепнул ему на ухо, будто хотел рассказать самый страшный секрет.

— Самая ценная валюта людей — это их собственная жизнь. И только ты должен решать за что ею расплатиться.

Затем он встал со скамьи и пошел к выходу из парка. Напоследок он крикнул в спину ничего непонимающему доблестному:

— Не продешеви, приятель!

Интерлюдия 5

Хайвос

— Каким нужно быть идиотом, чтобы попросить у Первого вместо силы, помощь с убийством монстров? Нас и четверых бы хватило. Даже Меликофис не стал бы для тебя большой проблемой. Почему ты продолжаешь общаться с этим айдонианским ублюдком?! Он нам не ровня, он ничего не сделал!

Четвертого чуть-ли не трясло от бешенства. Но причина такого поведения была намного глубже, чем-то, что он озвучил.

— Не тебе решать с кем я должна общаться, — тут же осадила Хайвоса Крулл.

Ее голос звучал холодной сталью, от которой шли мурашки по всему телу.

Злость Четвертого сразу отступила, но не исчезла. Она затаилась в своем убежище, чтобы выпрыгнуть снова, когда предоставится возможность.

Хайвос любил эту девушку. Очень сильно. Сильнее себя. В темноте пещеры ему часто мерещились ее восхитительные образы.

Ради нее он отказался от власти, от друга и готов был еще на многое,

кроме как делить ее с кем-то другим. В особенности с Цежлом. Его скользкие улыбочки, раздражающие глаза, вызывающее поведение, будто… будто он совсем не боялся, что Четвертый прирежет его, как свинью.

Герой смог бы реализовать любой из множества выдуманных способов казни для айдонианского ублюдка, но Крулл заранее предупредила Хайвоса:

— Если с Цежлом что-нибудь случиться, тебе придется вернуться в Тальтодир.

Поэтому душа Четвертого металась в агонии из-за невозможности устранить конкурента.

Каждая их встреча была, словно издевка судьбы. А сейчас Хайвос жалел, что не убил его. Тогда бы он не стал пленником айдонианского ублюдка. Тогда бы он до сих пор служил Крулл.

Когда же это произошло? Четвертый не мог вспомнить, как потерял свою свободу. Помнил лишь пробуждение в цепях и жалостливый взгляд Цежла, словно это не он его заковал. Хайвос оценил его злую шутку. Та самая пещера, где он обрел могущество, теперь стала его тюрьмой.

«Как прозаично».

И теперь бывший герой мог путешествовать только в своих грезах, возвращаясь с помощью воспоминаний в самые лучшие моменты своей жизни: когда он был неуловим; хорош собой; уважаем; делал все, что хотел.

Айдонианский ублюдок навещал его, по ощущению Хайвоса, примерно раз в вечность. Четвертый не хотел себе признаваться в том, что очень ждал этих встреч. Они снова разжигали в нем пламя ненависти, делали его живым.

В темной пещере, в полной изоляции от внешнего мира, он захеревал, как гниющее изнутри дерево. Мысли о собственной смерти посещали его бесчисленное число раз. К своему стыду, он пытался убить себя. Душил цепью, бился головой о стену, пытался захлебнуться в маленьком ручейке, проходящем через пещеру. Каждая его попытка оборвать свою жизнь, оканчивалась потерей сознания, а затем он приходил в себя и продолжал жалкое существование.

Отвращение к себе росло. Он представлял, как жалко выглядел со стороны, принимая подачки от Цежла.

«Это всего лишь еда. Она мне не нужна!»

Но Хайвос все равно ее брал. Каждый раз. А потом жалел об этом.

Единственным его достижением, будучи пленником, было отказы любым предложениям айдонианского ублюдка. Четвертый знал, что остался в живых не просто так. Он нужен Цежлу. Вся его бравада по поводу страха убивать — ложь! У них обоих руки в крови. Эта участь коснулась каждого из героев, без исключений.

И тем не менее, Хайвос не видел выхода из этой ситуации. Поступиться своими принципами — хуже смерти. Знать, что айдонианский ублюдок все еще топчет землю — хуже смерти. Любой выбор будет проигрышным для него, если только… Само время не освободит его от оков. Пускай эти цепи прочны и не ржавеют, но он продолжит днем за днем пробовать вырвать их из толщи каменных стен. И когда ему удастся сбежать из плена, Хайвос задушит Цежла этими же цепями.

Темная пещера в самых непроходимых дебрях Мирании наполнилась безумным смехом человека, предвкушающего свою месть.