"Фантастика 2024-184". Компиляция. Книги 1-20

Шагинян Мариэтта Сергеевна

Это был пенопласт, добытый из демонтированных переборок, предназначенных на вывоз и утилизацию путем закапывания его на «гарнастаевской» свалке. Мне его просто, по просьбе Семёныча, доставили к самому подъезду дома по дороге на эту свалку. Так что мы с Семёнычем ничего криминального не совершили. Свалка в СССР — наше всё.

Из того же пенопласта я сделал отсутствуюшую стену, прикрепив к вертикальным рейкам, полученным у трудовика. Когда тот узнал, что я сам провожу перестройку в своей комнате, он ещё больше проникся ко мне уважением и даже нарезал рейку по нужному мне размеру.

Дверь я сделал из того же пенопласта, установив его в деревянную раму. Всё это я снаружи заштукатурил и побелил так, что

даже дверь особо не выделялась на фоне стены, так как вместо ручки у неё висела верёвка. Это чтобы случайно не удариться.

Короче, в этой комнате я мог без опасения быть услышанным, развивал свой молодой голос. Я знал нужные мне техники, так как специально занимался с преподавателями вокала. В той жизни у меня с детства был неплохой слухи голос. Я пел в хоре и у себя дома, заперевшись в туалете. Все мои родственники очень хорошо пели, по обеим линиям родства. Хорошо пели отец и мать, дяди и тёти, бабушки и дедушки. А в семидесятые годы и раньше народ веселить было не кому и народ развлекал себя сам. Вот я и перенял многое из окружающего меня мира.

С Женькой была совершенно другая история. В деревне, естественно родичи пели, а ни мать, ни он сам пением не увлекались. Поэтому я со страхом начал проверку своего голоса, выполняя на тренировках дыхание «ибуки» [24] , сопряжённое с выдохом с помощью диафрагмы. Я помнил, как удивились профессиональные музыканты, когда услышали, а главное, увидели, как я пою. Диафрагменному пению, как оказалось, специально учат в консерваториях. А у меня оно получалось, потому что я хорошо кричал «киа» [25] . Я продолжал свои ежеутренние песнопения, больше похожие на кошачий мяв и после того, как построил себе «отдельный кабинет» в отдельном кабинете. Кашу маслом не испортишь — думал я и был абсолютно прав. Мой прогресс проявился, когда я смог записать своё пение на собранный Громовым магнитофон.

24

Ибуки — техника дыхания в каратэ, позволяющая поддерживать необходимое питание кислородом организм спортсмена в напряжённой обстановке.

25

Киа — крик на выдохе и напряжении нижней части пресса, предназначенный для концентрации силы в животе.

Если «Ян Гилан» в моём исполнении на танцах в Большом вызывал у клавишника рвотный эффект, то теперешний «Гилан» уже более менее походил на настоящего «Гилана». Мальчишеский тембр я поджимал диафрагмой и компрессией горло, и получалось брать и, главное — держать без колебания, очень высокие «гилоновские» ноты. Ещё большая компрессия голосовых связок приближала мой голос к голосу Дио.

Только несколько раз записав и прослушав себя, я, будучи полностью уверенным в своём вокальном соответствии, решился продемонстрировать себя одноклассникам и школьным музыкантам. Иначе позору бы было не избежать и меня обзывали бы до конца моего обучения в этой школе каким-нибудь «козлом» или, не дай бог, «петухом».

Радио мастерскую я перемесил на балкон, пока ещё не застеклённый, но идею трудовику я уже подкинул. Главное, что он знал, где можно было взять или купить материал. Я снял размеры и нарисовал эскиз лоджии, передав его Андрею Петровичу. Тот, почесав как всегда не бритый подбородок, хмыкнул и серьёзно задумался.

В ноябре лоджия уже стояла у меня на балконе, но в виде связанных элементов, то бишь — деревянного профиля и оконных рам. Некому мне было помочь, да и времени не было заняться установкой. Я продвигался по радиотехнической теме, даже слегка забросив спорт.

Занимаясь

в восьмидесятых годах на кафедре акустики подводной робототехникой, я имел доступ к секретной элементарной базе, а именно к микропроцессорам, выпускаемым для военных нужд и имеющим высокие выходные параметры. С простыми транзисторами таких параметров добиться было трудно, но мы пытались, и кое-что у нас получалось. Однако то были другие транзисторы.

За десять лет элементарная база сильно поменялась. Если бы вы видели те транзисторы, которыми снабдил меня Семёныч! Это были монстры шестидесятых. Они были надёжные, но тяжёлые. Однако Громов с ними был знаком. Скорее всего, отец тоже снабжал его из тех же закромов Родины, к которым присосался и я.

Но однажды Семёныч выдал мне совершенно новые германиевые транзисторы марки «Тесла». Где он их взял, Семёныч не сказал, как я его не пытал. И никаких денег не взял. А транзисторов было много: GS121C (20V0,1A) — 82 штуки, GS122C (30V0,1A) — 24 штуки, GC123C (60V0,15A) — 30 штук. И этого мне должно было хватить надолго, но, честно говоря, мне бы хватило и старых военных транзисторов.

Ну и что, что они тяжёлые. Хорошую радиоаппаратуру нечего перетаскивать с места на место. Поставил и пусть стоит. Мои примочки на двух-трёх военных транзисторах только надёжнее стояли на сцене и не подпрыгивали. И от перегруза были защищены надёжно. А вот в наши с Сергеем магнитофоны тесловские транзисторы встали очень неплохо.

К этому времени я уже сам собрал высококлассный низкочастотный стерео усилитель и акустические колонки изо всех динамиков, которые у меня были в наличии.

По моим расчётам колонки выдавали сто ватт, и с учётом того, что некоторым динамикам я сделал новые резиновые, а не тряпичные держатели диффузоров, они выдавали около двадцати герц по низам и двадцати тысяч герц по верхам.

С резиновыми держателями мне так же помог Семёныч, взяв мои эскизы и отнеся их в цех резино-технических изделий судоремонтного завода. Держателей я заказал много и имел планы переделать и другие динамики. Причём, Семёныч, поняв для чего мне это понадобился, сильно удивился, сказав: «О, бля, оказывается, и так было можно!», надел на себя маску задумчивого напряжения и ожидания и надевал всегда при наших встречах. Похоже, он был готов выполнить мою любую просьбу, лишь бы увидеть, что из этого получится. Семёныч даже приехал ко мне домой, где я продемонстрировал свою аудиосистему в работе.

Он смотрел на бывший алюминиевый корпус радиостанции, в который я впихнул необходимое и слушал, льющуюся из его, переделанных мной динамиков мою музыку, записанную на переделанный Громовым магнитофоном «Нота-303», который стал аппаратом уровня Hi-Fi. Смотрел на «это», смотрел на меня и не верил, что такое возможно.

Когда он уходил, после нескольких кружек выпитого чая, у меня зародилась мысль познакомить его с моей матерью. Мало ли… Однако эту идею я не стал форсировать, а просто сделал себе в памяти большую «зарубку». Меня порадовало предложение Семёныча помочь с лоджией. Наступила зима, и с застеклённым балконом мне было бы, конечно, комфортнее. Мы сговорились с ним на «после нового года».

* * *

На следующий день после демонстрации своих возможностей и возможности своей гитары на репетиции школьного вокально-инструментального ансамбля, я пришёл в школу с акустической гитарой. Первым уроком у нас была литература.

— Это ты зачем, Евгений, принёс гитару? — спросила Людмила Фёдоровна, заводя нас в класс.

— Вы просили меня почитать стихи. А стихи я пишу, как песни. Они без музыки совсем по-другому звучат. Мама так говорит.

— Ну, хорошо, Женя, мы послушаем твои стихи, если у нас останется время в конце занятия. Если все постараются, и мы быстро проведём основную часть урока.