"Фантастика 2024-195". Компиляция. Книги 1-33
Шрифт:
– Хочешь посмотреть запись того, что было? – спросила Марлоу.
– Да, – поколебавшись, ответила Шанти. – Покажи.
И вздрогнула, увидев, как поток воды хлынул в пещеру. Мгновенно. Без предупреждения. Аварийная сигнализация не сработала, но толку в ней не было – счёт шёл на мгновения. А может, толк в ней был огромный – ведь счёт шёл на мгновения. Как бы там ни было, вода хлынула и через секунду достигла шато. За пещерой наблюдало не менее десятка видеокамер, времени для работы у Марлоу было много – вся ночь, пока девушка спала – поэтому Шанти смотрела не набор разрозненных записей, а смонтированный ролик.
О том, как поток воды сметает «Инферно», в котором вели напряжённый разговор три «оболочки» и нейросеть. О том, как цифровые стены валятся под давлением цифровой воды, как лопаются стёкла и разлетается крыша. О
В реальности.
– Ты всё-таки использовала технологию Гамильтона, – тихо сказала Марлоу.
Технологию, которую девушка боялась и не хотела выпускать в Сеть. Технологию, которая позволяла убить человека, воздействуя на «паутину» через «оболочку». Убить в реальности, нанеся удар из Сети.
– Мы обе знаем, что я просто успела первой, – медленно ответила Шанти. – Они не собирались договариваться.
– Они были уверены в своём превосходстве.
– Мир снова вступает в эпоху, когда никто не может быть до конца уверен в своём превосходстве.
– Ты весьма амбициозна.
– Нет. Ведь пока я планирую ограничиться Сетью, – рассмеялась Шанти.
– Действительно, скромно, – согласилась Марлоу. Но следующую фразу произнесла очень серьёзным тоном: – Мы не хотели выпускать технологию в Сеть.
– И я собираюсь придерживаться этого плана, – твёрдо ответила девушка. – Но иногда без неё не обойтись.
– Будем её использовать – нас вычислят.
– Посмотрим. – Шанти помолчала. – В конце концов, наш новый федеральный ключ никто не вычислил.
Уникальный пароль, дающий абсолютный доступ к Сети, который Шанти сделала на основе личного ключа лорда Гамильтона. Отличие от оригинала было одним, но очень важным: законы Сообщества требовали, чтобы личные ключи в обязательном порядке оставляли цифровые следы – контролёры должны точно знать, кто внёс в Сеть те или иные изменения. Личный же ключ Шанти следов не оставлял. Точнее, оставлял – в Сети всё оставляет следы – но поскольку этот след никто не знал, он легко растворялся среди миллиардов других.
Обыкновенных… безобидных… безопасных для Системы… следов.
Шанти вновь огляделась и вздохнула:
– Жаль, что через два дня наше путешествие закончится.
– Путешествие на Алтай, – уточнила Марлоу.
– Ты стала суеверной?
– С тобой, пожалуй, станешь.
Они рассмеялись, после чего Шанти уточнила:
– Путешествие на Алтай закончится. А наше с тобой путешествие продолжится.
– Идём за Марсианином?
– Да, Марлоу, идём за Марсианином.
– Уверена, что готова?
– Да. – Шанти поджала губы. – Да, я в себе уверена.
Море.
Концепция современных агломераций предполагает, что основной поток ресурсов поступает в них из ближайших областей: базовые смеси для производства еды, одежда, обувь, электроника, строительные материалы и прочие необходимые для жизни предметы должны изготавливаться как можно ближе к агломерации, в том числе – перерабатывая отходы агломерации и вновь пуская их в дело под видом синтетики или еды. Такие правила диктовали протоколы разумного потребления и они полностью согласовывались с протоколами Экологического Ренессанса, требующими ограничивать зоны интенсивного хозяйствования. Но как ни старались проектировщики агломераций, полностью избавиться от межконтинентальной торговли они не смогли. Переделать причудливую структуру мировой промышленности, сложившуюся в эпоху ранней глобализации, оказалось слишком дорого и бессмысленно, и потому между агломерациями проложили линии скоростных поездов, океаны и моря продолжали бороздить гигантские контейнеровозы, а
По мере разрастания агломераций, требования к портам усложнялись, их постоянно увеличивали, добавляя всё новые и новые терминалы, и модернизировали, превращая в высокотехнологичные и абсолютно прозрачные для сил правопорядка территории, в которых само понятие «контрабанда» перестало существовать. Точнее, почти перестало существовать: контрабанда не исчезла полностью, но чтобы провезти через морские ворота агломерации незадекларированный груз, нужно было договариваться не с преступной группировкой, а с отличным хакером, способным влезть в систему порта и сделать так, чтобы бесчисленные камеры, датчики и детекторы потеряли к твоему контейнеру интерес. Таких специалистов было не очень много, их услуги стоили дорого, поэтому контрабанда хоть и оставалась в списке возможных преступлений, считалась в нём редкой экзотикой.
Порты превратились в управляемых мощнейшими нейросетями гигантов, и везде переместились на окраины, подальше от центральных набережных, на которых стояли дома с заоблачным уровнем цен за квадратный дюйм – если речь шла об исторических зданиях, то заоблачная цена удваивалась. Центральные набережные агломераций, как и все центральные районы, которые обыкновенно называли Сити, поражали изящной продуманностью решений и благородной красотой. Прекрасные дома окружали сады и парки, на площадях стояли театры и музеи, библиотеки и концертные залы, а музыканты лучших оркестров иногда играли прямо на улицах и площадях, в парках и на набережных – не в рамках фестивалей, а услаждая слух биггеров. В Сити или неподалёку располагались марины [19] , а на самих центральных набережных всегда было много людей – живых людей, а не «оболочек», поскольку обитатели Сити любили насладиться красотой своего города. Насладиться без AV-очков, потому что обитатели Сити ценят настоящее, ценят красоту. Они не любят вид заводов, электростанций или грузовиков, они смотрят в другую сторону, и потому обитатели Сити не видели заходящий в порт Сан-Франциско гигантский контейнеровоз – один из монстров-тридцатитысячников, созданных для межконтинентальных перевозок. А если бы и видели, то не обратили внимания – контейнеровозы в агломерациях частые гости. И тридцатитысячники не исключение. Размер таких судов давно, ещё после того, как их предельная нагрузка перевалила за десять тысяч контейнеров, перестал вызывать удивление, как в своё время перестали изумлять публику многотонные танкеры или круизные лайнеры, превосходящие иной город. Но ведь размер имеет значение, не так ли? Океан настолько велик, что люди кажутся песчинками на его берегах, но эти песчинки с амбициями, считают, что Океан ими покорён, потому строят корабли и суда, достойные его безбрежности.
19
Марина (от фр. marine – «картина на морскую тему») – гавань для яхт, катеров и других маломерных судов.
Глядя на потуги песчинок, Океан усмехается…
Что же касается контейнеровоза «SuperANT-4», то он зашёл в порт в первом часу ночи – с небольшим опозданием, вызванным поднявшимся штормом, – дождался своей очереди и встал под разгрузку, в которой была одна странность: все снимаемые с судна контейнеры немедленно перемещались на грузовики и покидали территорию порта. Абсолютно все. Возможно, если бы за разгрузкой наблюдал человек, и уж тем более – опытный человек, его бы заинтересовала эта странность, но нейросеть не увидела в происходящем ничего необычного: груз ждали и сразу забирают, не загромождая портовые площади – что может быть лучше? Тягачи разъезжались по секторам агломерации, оставляли контейнеры в их бетонных лабиринтах и возвращались за новым грузом. Работы продолжались несколько часов и помимо портовых служб, в них были задействованы сто пятьдесят беспилотных тягачей, арендованных подставной компанией-перевозчиком. Каждый тягач брал по два контейнера, некоторые успели сделать больше трёх рейсов, и потому к утру в секторах агломерации Сан-Франциско оказалось больше тысячи контейнеров с «SuperANT-4». Могло бы и больше, но замысел того не требовал.