"Фантастика 2024-20.Компиляция. Книги 1-2

Суржевская Марина

На самом деле его Таня «вытянула» за две, а еще неделю просто испытывала на удачном пациенте результат собственного синтеза регенерата-семь: у нее зародилось подозрение, что технологию она в тетрадке записала не полностью и продукт не очень-то и получился. А когда выяснила, что подозрения ее были напрасными, смело и себе провела курс «семерки». Потому что при еженедельной ревизии собственного организма она заметила, что сердечко-то у нее начинает пошаливать: все же полтора года работы в запредельном режиме обычно здоровья не прибавляют…

А Степан Игнатьевич — после того, как окончательно поправился —

оказался вообще человеком очень полезным. Во-первых, кто-то в облздраве вздохнул с облегчением, когда главным врачом вместо какой-то непонятной соплячки был назначен врач с огромным опытом, а во-вторых, доктор Демьяненко на самом деле хирургом был «от бога», и те приемы, которые ему показывала Таня, осваивал буквально с лету. Причем не только осваивал, но и умело передавал «подрастающему поколению»: до войны он преподавал хирургию в Харькове и педагогический опыт у него был более чем приличный. Так что у девочки высвободилось очень много времени, а свободное время — это время, которое можно использовать для другой работы.

Девятнадцатого сентября в Ковров приехала целая команда новых врачей, ведь по штату на такой госпиталь, каким стал третий после завершения строительства нового корпуса, полагалось только хирургов почти два десятка. Немцы в госпитале практически закончились, основной поток раненых составляли бойцы Ленинградского фронта из Прибалтики — а там бои шли нешуточные. Так что «новички» с первого же дня приступили к работе в привычном — для ковровских медиков — режиме. То есть для начала их ставили на вспомогательные позиции на конвейер, а затем — потихоньку, внимательно следя за тем, как они работают — должны были им и самостоятельную работу доверять. Но подобная «кровавая мясорубка» в операционных, по мнению Тани Ашфаль, для многих «новых современников» была морально очень тяжелым испытанием, поэтому она следила не только за качеством хирургии, но и за людьми «вообще».

И в начале ноября она заметила (как бы случайно, но у Шэд Бласс случайностей практически не бывает), как две молоденьких «хирургини» поздно вечером тихо плачут в ординаторской. Очень была картина «душещипательной»: девочки плакали по очереди, в режиме «одна плачет — другая ее успокаивает», и как только плачущая рыдания прекращала, реветь начинала «успокоительница». Ну да, девочки: выпускницы мединститута с точки зрения доктора Ашфаль были вообще соплячками, ведь в Системе врач получал право самостоятельно лечить людей лишь в тридцать лет…

— Дамы, о чем рыдаем? — по мнению Тани распускать сопли было верхом непрофессионализма. — На работе врачам рыдать не разрешается. Так что или заткнитесь, или — если причина серьезная — берите отгул и валите в общежитие нюни распускать.

«Дамы» мгновенно вызверились: Степан Игнатьевич пополнению про Таню ничего не рассказывал, «дирижировали» на конвейерах в основном Дитрих и Байрамали Эльшанович (благо, авралов за последний месяц не случалось), так что большинство новичков искренне считали девочку кем-то из «младшего персонала». Так что их реакция была объяснимой:

— А тебе-то какое дело? Шла мимо — так мимо и дальше иди.

— Ну, какое мне дело — объяснить нетрудно. Где-то через полчаса приходит очередной санитарный поезд. По сводке — триста семнадцатый, новый какой-то, перегоном из Череповца, где эвакогоспиталя

уже не справляются, а это значит минимум полсотни бойцов, которым необходима срочная операция — а вы готовы встать к столу? У вас же сопли до полу, руки трясутся…

Хирургини набрали было воздуха, чтобы веско ответить нахалке, но в ординаторскую вбежал Дитрих. Несмотря на приличный уже стаж в роли «русского доктора», своих юнкерских манер он не растерял и, встав по стойке «смирно» и щелкнув каблуками, «уставным» голосом доложил:

— Фрейфройляйн Таня, пришло уточнение по триста семнадцатому: он из Череповца нам везет сто шестьдесят «тяжелых», а мы здесь в клубе подготовились только на пятьдесят. Можем, думаю, до шестидесяти без особой перегрузки принять…

Таня посмотрела на него сердитым взглядом:

— Дитрих, не паникуй. Шестьдесят берите вы с Дылдой, остальных ко мне сюда.

— Фрейфройляйн, но…

— Вы по тридцать человек на конвейере выдержите, но вряд ли больше. Дылда в старом корпусе, ты — в клубе, часа за три… за четыре справитесь. Остальных — ко мне: я вовсе не хочу, чтобы вы там сдохли от переутомления, а у меня Старик на подхвате будет. Пришли мне Швабру, Мышку, Зайку и Няшу, я знаю, что Няша уже домой ушла — пусть найдут и хоть на руках ее ко мне принесут. Ассистентом мне Любашу из медчасти зовите.

— Вы же ее дурой всегда называете.

— Правильно называю. Но она дура в жизни, а на работе — хирург очень хороший. И еще: коктейль бодрости только когда раненые на стол доставлены будут: работать придется много, а две дозы в день — это перебор…

— Это-то ясно. А зачем Няшу-то?

— Поезд незнакомый, я не знаю как там группы крови раненым определяли и определяли ли вообще. У вас Люся пусть кровь проверяет, всем без исключений. И кто принимающим пойдет?

— Я пойду, — раздался голос входящего в ординаторскую (и, вероятно, тоже спешащего рассказать об осложнении ситуации) Ивана Михайловича.

— Это хорошо, кого мне в первую очередь отправлять, вы знаете.

— Знаю. Но учти, Белоснежка: сдохнешь у стола — не посмотрю на все твои заслуги и выпорю. И в угол поставлю… я после приемки к тебе приду, Старика подстрахую. И не спорь: мне уже Дылда указал, куда идти… Всё, работаем. Кстати, я уже сказал Никитишне, что всем бригадам после работы нужна восстановительная диета по нулевой норме.

— Это вы правильно сделали. Так, девочки, — Таня повернулась к «нытикам», — если у вас в семье никто не умер, то быстро по коктейлю и к столу. Сегодня нам предстоит веселенькая ночка и, боюсь, не менее веселый день, так что скучать вам точно не придется. Быстро мыться и… твой позывной «Туча», к третьему столу. Твой — «Капля», к четвертому. Бегом!

В триста семнадцатом врачи за сутки тоже успели больше десятка операций провести, поэтому на три конвейера пришлось всего сто сорок два пациента. Процесс был отработан всеми участниками до автоматизма, так что Дитрих за три часа успел прооперировать тридцать два человека, а Байрамали Эльшанович — двадцать восемь (но у него и пациенты оказались посложнее). А Таня у стола простояла больше пяти часов. «Новички», хотя и поражались скорости работы конвейера, сами отработали хорошо — и когда последний пациент отправился в палату, доктор Ашфаль подошла к ним и похвалила: