"Фантастика 2024-6". Компиляция. Книги 1-20
Шрифт:
– Все, нас окружающее, – комбинация продольных и поперечных волн. Мозг лишь достраивает: объекты и чувства. Стоит понять это, и шаблоны кажутся невозможной глупостью, как и само понятие смерти или старости. – Ворон вздохнул и помассировал виски. – Кажется, я понял, чего добивались от вас.
– Если сказать общедоступным языком: вы у меня в голове? – проигнорировав последнюю фразу, спросил собеседник.
– Да, именно. Как и вы – в моей.
– И тогда выходит полная шизофрения сознания.
– Что в свою очередь доказывает известное изречение о материальности мыслей и подтверждает правильность беллетристики, берущейся научить человека
– Однако смерти нет?
– Нет, – качнул головой Ворон.
– И ада с раем нет?
– Нет, – усмехнулся Ворон, – и, как ни удручает, Вирия не существует тоже. А вот насчет нирваны – не уверен. С нирваной имеется определенная сложность, по крайней мере у каждого, кто когда-либо бывал в пограничном состоянии и запомнил хоть немного.
Собеседник нахмурился. Ворон махнул рукой, давая понять, что вдаваться в подробности не намерен.
– Есть очень неплохой пример, за которым не приходится далеко ходить, – сказал он вместо этого. – Колебания океана: те круговые траектории, по которым перемещается вода во время прохождения волны, сочетают в себе движения вверх-вниз и вперед-назад. Со стороны выглядит так, будто вода всего лишь поднимается и опускается, но на самом деле это не так. Элементарные простые волны, приводящие к движению по орбите. Их можно почувствовать, отплыв подальше от берега: вас не только поднимает и опускает, вас увлекает к гребню в момент приближения волны, но тут же и оттаскивает назад в то время, как она удаляется. При возвращении к берегу круговые орбиты, по которым движется вода на глубине, все более и более уплощаются – из-за ограничения колебаний поперечных волн.
– Я однажды чуть не утонул, отплыв за приливную волну, – признался собеседник.
– Крайне неприятное ощущение, – согласился Ворон. – Сколь сил ни затрачиваешь, все равно стоишь на месте.
– Отвратительное. Впрочем, вы ничего мне не доказали.
– А я пытался? – Ворон пожал плечами. – Знаете… Для природы существует только одно – настоящее, настоящее и еще раз настоящее. Оно подобно большой, огромной, гигантской волне, колоссальной, яркой, дивной, несущей жизнь и смерть, вздымающейся до небес, встающей со дна морского.
– Да вы поэт…
– Ни в коей мере. Повесть «Лови момент», Сол Беллоу. Однако в этом случае что есть память и почему мы так держимся за нее? Не знаю, как у вас, но у меня память – сродни вспышкам. Запах дождя мгновенно переносит меня в деревню, в которую мать увозила меня на лето. Если к нему примешается тополь – я окажусь у подъезда нашего городского дома в возрасте семи лет. Вспышки всегда кратковременны, но я в состоянии ухватить их, раскрутить, вызвать чувства.
– Намекаете, будто мне пора к психиатру, как и большинству завсегдатаев клуба?
– Вышние силы упаси… – проронил Ворон и рассмеялся.
– А они вписываются в это ваше представление о реальности?
– В нее вписывается абсолютно все. Все, как и всегда, заключается лишь в вопросе личной веры. Впрочем, для реальности он абсолютно не важен. Волны, распространяющиеся внутри нас, – своеобразная транспортная система, от которой зависит жизнедеятельность тела; мне ужасно любопытно, что с ними происходит после нашей смерти, но я совершенно не стремлюсь познать истину на собственной шкуре.
Собеседник схватился за рюмку, поморщился, отставил ее
Ворон комментировать не стал и сохранял молчание, пока собеседник не продышался, закусил поданным вместе с коньяком лимоном и не заявил:
– Будь я Мастером, точно ни за какие коврижки не стал бы с тобой связываться.
– Ну вот, а ведь так хорошо начиналось: тайны, интриги, расследования, киллеры, гэбэшники, сталкеры. Почему? – Ворон приподнял бровь и изобразил на лице гримасу, выражающую удивление напополам с заинтересованностью.
– Ты меня загрузил. А человек, способный проделать подобное с Мастером, слишком сложен.
– Ошибаешься, – рассмеялся Ворон. – По сути, мне нужен лишь истребитель, небо и неиссякаемый боезапас с топливом.
– Мне бы шашку да коня и на линию огня?
– И того, кто прикроет спину. – Ворон сам удивился своему ответу. Ничего подобного он не только не собирался произносить, но до этого момента и не думал. По позвоночнику прошелся едва заметный холодок. На мгновение почудилось, будто все не так: вовсе не он пытается вывернуть собеседника наизнанку, попутно узнав все об этой игре, стоившей людям, попавшимся на крючок, пусть и кратковременного, но психического расстройства и, судя по этому человеку (если он, конечно, не подсадной и не Мастер), очень многих душевных сил. Показалось, это его, Ворона, медленно препарировали без использования скальпеля и уже выведали ту единственную, дорогую душе мечту, о какой он сам не имел ни малейшего представления. И не будет иметь – пока некто не воплотит ее, поставив у границы, предоставив выбор, сыграв в «верю – не верю» и позволив либо уйти в эту мечту, либо всю жизнь жалеть о несбывшемся.
– У меня была своя замечательная принцесса Лея, представляешь? – Собеседник уставил на него совершенно пьяные глаза, вот только Ворон подумал, что это вовсе не из-за выпитого. – Но я, идиот, даже будучи с ней, помнил о жене и детях. Прикинь? Кретин распоследний.
– Или наоборот?
Он фыркнул и потянулся к графину, однако Ворон успел перехватить его запястье.
– Не нужно, – мягко проговорил он, и собеседник послушался.
– Мы ж и расписались-то… по ее залету. Не было там особых чувств, да и потом… Ну, ты сумел бы любить тетку размером с цистерну и весящую центнер?
Ворон пожал плечами.
– Не пробовал, – признался он. – Но вот жить с идеалом правильной американской жены не пожелаю и врагу. Центнер в сравнении намного душевнее.
– Вот и я. Ласкал свою принцессу, а думал: как там они… потому и не остался. Хотя… это ж все равно не взаправду.
– Само собой, – ответил Ворон. – Само собой.
Глава 8
Было глубоко за полночь, когда они вышли из ресторанчика. Город словно вымер. Возможно, Серпухов и претендовал на звание центра Московской области, но уклад в нем оставался провинциальным. Жизнь в столице не стихала ни днем, ни ночью: ярко горящие фонари и сверкающие витрины, множество разномастного народа, клубы и круглосуточные магазины, даже влипнуть в пробку в районе трех ночи не считалось чем-то из ряда вон выходящим. Было время, Ворон вел полностью ночной образ жизни и не чувствовал никаких неудобств. За пределами Москвы ничего подобного он не мог позволить себе до сих пор. Серпухов, как и десятилетиями до возникновения Зоны, вымирал после десяти вечера.