"Фантастика 2024-6". Компиляция. Книги 1-20
Шрифт:
– Между прочим, у большинства этих «счастливчиков» имелись сложности с психикой, – напомнил Ворон. – И не факт, что где-нибудь на Ваганьковском кладбище не вырыты новые могилы.
– Не каркай.
– И не факт, – продолжил Ворон, – что могилы эти не братские.
– Психика-психика… – протянул Нечаев. – А она всегда страдает у тех, кто ею слаб. Зона рвет шаблоны. Потому вас в нее и тянет. Я имею в виду сталкеров.
Ворон хмыкнул.
– Ничего смешного. Вас копни – сплошь индивидуалисты, социопаты, анархисты и человеконенавистники, – зло сказал Нечаев. – А тут нормальных людей, даже
– Я-то знаю, – глухо проронил Ворон. – Только не выгорело у мастеров ни-че-го. Или почти ничего. Может, и понравилось, скорее всего кто-то и остался. Приключение у каждого свое было – это верно. Психологи наверняка работали, но разумность возобладала: у кого-то бизнес, у другого семья, третьему и в реальной жизни трэша достаточно. Они захотели вернуться…
– По крайней мере пациенты Генриха Альбертовича, – заметил Нечаев.
– Хотел бы я глянуть на статистику, – задумчиво проронил Ворон.
– Я тоже не отказался бы, – согласился Нечаев. – Вряд ли мы можем судить хоть сколько-то достоверно.
– Давай тогда лучше поговорим о технологии процесса, – предложил Ворон.
– Первое, что мы сделали: проверили, не накачивали ли их «радужкой». Нет. Чем-то качественно иным. «Радужка» в сравнении с этим – суррогат. Как «Смирнофф» и технический спирт. По последствиям для организма, кстати, тоже. Сейчас с определенной долей вероятности можно утверждать лишь то, что сыворотка была рассчитана на краткий срок пребывания в Зоне. Вероятно, тем, кто соглашался, затем вкалывали новую дозу, закрепитель или что там еще…
– Проявитель.
– Не смейся.
– Разве похоже, будто я смеюсь?
Нечаев не ответил. Наверное, покачал головой и не сообразил, что собеседник его не видит.
– Социопаты… индивидуалисты… отморозки, – задумчиво перечислил Ворон.
– Протестую, последних я не упоминал, – возразил Нечаев.
– К слову, до маленького приключения в России я имел неплохой бизнес и с людьми общался вполне дружелюбно, – задумчиво проговорил Ворон. Что-то привлекло его внимание и не отпускало. Казалось, он ухватил за ниточку, но пойти по ней пока не мог.
– Если я скажу, что ты уникален, успокоишься?
– Нет.
Машина вылетела на Симферопольское шоссе и понеслась по мосту через Оку. Вода казалась черной пустотой, в которую изредка гляделись фонари. Деревеньки спали, лишь в одном доме светилось тусклым оранжевым огоньком окно. Темной шевелящейся массой подступал к реке лес, и лишь пустынная трасса ложилась под колеса еле слышным шелестом.
– Я не понимаю логики, – признался Ворон. – Допустим, Сестринскому нужны люди.
– Судя по Диму, его элитная гвардия состоит из бессмертных сверхлюдей.
– Которых все-таки можно убить, – напомнил Ворон. – Не суть важно, куда Сестринский задевал старых, опять же Зона требует жертв. Да и невозможно физическое бессмертие, скорее, процесс старения и износа организма сильно замедлен, только и всего, ты будучи ученым должен понимать это.
– Я как ученый считаю, что не существует ничего невозможного, – заявил Нечаев.
– Я не понимаю смысла, – признался Ворон. – Если
На этот раз Нечаев молчал гораздо дольше. Ворон даже засомневался, остался ли он на связи, но нет, таймер исправно отсчитывал время.
– Потому что успешный бизнесмен – всегда лидер, – наконец сказал тот. – Тогда как сталкер может быть и ведомым, будь он хоть рыцарем без страха и упрека, хоть экстрасенсом, как твой Дэн.
– Денис не ведомый, зря ты так.
– Ты необъективен.
Ворон повел плечом и не стал переубеждать. В конце концов, чем дольше ЦАЯ не будет в курсе истинных возможностей и способностей Дениса – в том числе и его черт характера, – тем лучше. Не всем становиться наполеонами с рождения. Кому-то необходимо для начала подрасти. Пройдет время, мальчишка окончательно встанет на крыло и не позволит помыкать собой никому.
– Пусть так. Хотя я, признаться, не могу представить себе организацию, состоящую сплошь из бойцов с ярко выраженными лидерскими качествами, – признался он.
– Брось. Любая летная эскадрилья во время войны – универсальный образец индивидуалистов, делающих одно дело.
– А у нас война? – поинтересовался Ворон. – Не знал.
Нечаев вздохнул, а затем произнес очень ровно, бесцветным тоном:
– Он пытается повторить эксперимент.
Ворон вздрогнул. О своем прошлом он рассказывал только Денису, и тот точно не стал бы трепаться ни в институте, ни где бы то ни было. Тем более не захотел бы сплетничать с Нечаевым, которого недолюбливал.
«Эксперимент с тобой» повисло в воздухе дамокловым мечом.
– Я просматривал архивы. Сестринский предпочитал работать с представителями интеллигенции, – продолжил Нечаев, и Ворон с облегчением перевел дух, хотя тревожная струна внутри продолжила звенеть неявным беспокойством. Тон и интонации Нечаева теперь звучали привычно, однако Ворон все равно хмурился и подозревал неладное.
– Ладно… – сказал он. – Я подумаю об этом завтра утром.
– Прямо в полдень, как проснешься, – рассмеялся Нечаев и повесил трубку.
Ворон вздохнул и снял наушник, утопил на руле пару кнопок, и салон заполнился биением барабанов и смехом электрогитар. «Я бегу, чтобы жить, а вокруг ликует паранойя», – солист с легкостью перекрикивал музыку и откровенно развлекался. Ворону же было не до веселья: паранойе оказался подвержен не некто посторонний, а он сам.
Глава 10
Шаг, второй, третий. Голова немного кружилась, а перед глазами плясали разноцветные круги: розовые, сиреневые, желтые, голубые… Денис не удержался, протянул руку и дотронулся до яркого, цвета закатного солнца. Тот переменил форму, из круга став овалом, а затем медленно перетек в квадрат, треугольник и, наконец, в октаэдр – красный с белой полоской посередине. В довершение – видимо, чтобы и до альтернативно одаренных дошло, – прямо перед глазами замигала табличка «Стоп» и «Посторонним вход».