"Фантастика 2024-76". Компиляция. Книги 1-26
Шрифт:
Мягкая влажная ткань нежно коснулась его лба и век, стирая остатки недавних мучений, боли и слез, и он вдруг почувствовал, что сможет приоткрыть глаза.
Как он и ожидал, сам, впрочем, нисколько не понимая причины своих нелепых надежд, его окружал круг расплывчатых пятен, постепенно трансформирующийся в череду знакомых родных лиц на приветливом фоне веселой светлой комнаты.
— Эссель…те… Сима… Ваня… Олаф…
И, с каждым новым проявившимся, физиономия волшебника озарялась все более и более широкой
— Яфа… Абу… Кири…ан… Селим…
Когда же в руках самого мощного и самого рыжего из окружавших его людей он увидел абсолютно ровный, яркий и чистый ковер, тепло помахавший ему кистями, все лимиты, отпущенные матушкой-природой на эту функцию, были моментально исчерпаны, и уголки губ, едва не упершихся в уши, безнадежно заклинило.
— Масдай! Масдай… Масдай… Масдай… Но как?.. Ты же… ты ведь… Или я всё-таки?..
— Да жив ты, жив! — нежно потрепал его по плечу Иван. — А как всё это случилось…
— Рассказать — ты всё равно не поверишь… — задумчиво прошелестел Масдай.
— А ты… попытайся…
— Обязательно! — ласково поправила подушки под его головой принцесса. — Только тебе сейчас вредно волноваться.
Агафон непроизвольно гыгыкнул, и тут же пожалел об этом: голова незамедлительно отозвалась колокольным звоном гулкой боли.
— Ох…
— Я же говорю! — поучительно произнесла гвентянка.
— А, по-моему, ему надо все рассказать сейчас, — покачал головой Иван.
— Если мы не хотим, чтобы он умер… — загробным голосом поддержала его Серафима.
— Ой… — прижала к щекам руки Эссельте.
— …От любопытства, — так же серьезно договорила царевна.
Друзья его переглянулись, пожали плечами, и согласно кивнули.
— Кто будет рассказывать?
— Наверное, я… — снова прозвучал откуда-то из-за его головы уже знакомый незнакомый голос, послышались шаги обходящего его кругом человека, и в поле зрения его премудрия появился старик-сулейманин.
Удивление, отразившееся на бледной физиономии мага, наверное, было таким выразительным, что в озвучивании не нуждалось, и поэтому дед, опустив глаза и пригладив ладонями бороду, заговорил первым.
— Моё имя, о самый доблестный из наидоблестнейших чародеев Белого Света — Маариф ибн Садык…
Очи Агафона изумленно расширились.
— Тот самый?! Который…
Но договорить ему старик не дал, и настойчиво, но спокойно продолжил:
— …Хотя до некоторых пор я был более известен у себя на родине под юношеским прозвищем. Масдай.
— Ч-что?.. Но ведь Масдай — это… это… это…
— Да, о отважный юноша, — с величавым достоинством, хоть и не без некоторого смущения, склонил увенчанную простым тюрбаном голову сулейманин. — Я — последний из Десяти Великих. Хотя, иногда мне кажется, что Проклятые — и впрямь более подходящее для нас название. Для меня, по крайней
История Маарифа ибн Садыка начиналась там, где заканчивалась история Масдая — самого юного из Проклятых.
Когда Блуждающий город был создан и наполнен самыми ужасными и немыслимыми сокровищами магии, начался штурм последней твердыни десяти королей.
Нападение повстанцев было настолько внезапным, мощным и хорошо подготовленным, что половина величайших чародеев современности пало, даже не успев оказать хотя бы мало-мальского сопротивления или скрыться в ожидающем их прибежище. А дальше тверди небесные и земные разверзлись, и на цитадель Великих обрушился ад.
Сколько погибло при финальной атаке простых воинов и чародеев Коалиции — история Сулеймании оказывается бессильной подсчитать даже сегодня.
Великие же остались на поле битвы все до одного.
По крайней мере, так считалось всеми.
Всеми, кроме того самого одного.
Тяжело раненный, в гуще врагов, молодой волшебник был сбит с ног ударом огненной палицы и брошен, посчитанный тем, кто его поразил, за мертвого.
После его обидчик погиб в схватке с другими, еще живыми Великими, сложили свои головы или пропали без вести в пекле взбесившейся магии другие свидетели его победы над Масдаем…
И поэтому после сражения, когда милосердные сестры ордена целителей и помогающие им горожане, феллахи и бедуины пошли собирать раненых, бедный парень лет двадцати с виду, одетый в окровавленные, обожженные лохмотья, не вызвал ничьего подозрения, и был унесен с поля сражения вместе с немногими другими выжившими — борцами с Проклятыми.
Процесс выздоровления был долгим и мучительным, и потерявший в один миг всё — включая волю и желание жить дальше — Маариф мог пополнить многочисленные списки тех, кто ненамного пережил своих погибших в бою товарищей, если бы не одно «но».
Которое звали Амина.
В черном отчаянии, в горячечном бреду, в давящей слабости и рвущей боли она всегда была рядом с пиалой воды, чашкой снадобья, прохладной мазью, целительным зельем, но, самое главное, с ласковым словом, заботливым прикосновением и теплым, вселяющим силы и надежду взглядом.
Взглядом, предназначенным только для него.
Для Маарифа ибн Садыка.
Для героя битвы с Проклятыми.
Для ее победителя.
Конечно, он мог сказать правду, признаться, бросить последний вызов, хлопнуть на прощанье дверью, заставляя всех содрогнуться, оставив мрачную память о последнем побежденном Короле…
Но не сделал этого.
Может, он был слишком слаб.
Может, опасался разбить уже принадлежавшее ему сердце Амины.
А, может, и просто испугался смерти, разминуться с которой ему едва удалось так недавно…