"Фантастика 2024-81". Компиляция. Книги 1-19

Мадоши Варвара

– У меня есть план! – воскликнул Цезарь и одарил лучезарной улыбкой двух полководцев. – Нужно устроить так, чтобы я был избран консулом, и я проведу через народное собрание законы в нашу пользу.

План веский и полезный. Все встали и в порыве неудержимого воодушевления соединили правые руки в знак верности заключенному договору. Красс, будто давая клятву, воскликнул:

– Действуй и надейся!

Помпей, взволнованный событием, призвал:

– Нет дороги – проложи ее сам!

Цезарь, почувствовав неподдельную заинтересованность великих полководцев, торжественно провозгласил:

–

Проложим дорогу силой!

Довольные собой и событием, триумвиры подошли к столику с вином и фруктами и, когда Цезарь разлил терпкую влагу по кубкам, с удовольствием выпили за

«каждому свое».

– У меня только одна просьба! – Красс по-свойски обратился к Цезарю. – Когда ты станешь консулом, хочу, чтобы ставка откупного налога для сословия всадников была снижена на одну треть.

– Сделаю! – Цезарь обаятельно улыбнулся.

– А всех недовольных урезонят мои ветераны, – деловито уточнил Помпей.

Из дома великого понтифика Помпей и Красс в приподнятом настроении вышли на Форум. Стояла прекрасная погода, лучи солнца подсвечивали статуи, которых здесь было множество. За право поставить изваяние со своим изображением в полный рост (в знак доказательства своей значимости) в Риме шла борьба. На Форуме – средоточии городской жизни – было многолюдно: общение людей из различных сословий никогда не прекращалось. Помпей, почувствовав в Крассе нового союзника, говорил:

– В Риме зреет заговор. Мне доподлинно известно. Кому-то придется подавлять мятеж.

– Понимаю: ты хочешь получить повод вновь собрать свою армию… – Красс прищурил глаза и пристально посмотрел на коллегу.

– Я не Сулла, и кровопролитной гражданской войны не будет! – Помпей притворно надулся.

– Так ты не замыслил стать диктатором? В Риме кое-кто называет тебя будущим царем.

Теперь Помпей изобразил невинное удивление:

– Мои помыслы лишь об огромном театре, который хочу возвести на Марсовом поле.

Оба разом остановились. Им навстречу шел Луций Лициний Лукулл. Он осунулся, еще больше похудел, черты лица заострились, но глаза все так же излучали живой свет. Приблизившись, старый полководец произнес:

– Приветствую Красса и Помпея! Полагаю, сближение двух влиятельных политиков явно пойдет не на пользу сената.

– О, Лукулл! – Красс добродушно расплылся в улыбке. – Ты променял вкус к победам на изнеженность гурмана. В городе только и говорят о Лукулловых пирах.

– Привить публике вкус к изысканной пище, с которой я познакомился на Востоке, гораздо сложнее, чем взять неприступную крепость! – Лукулл довольно улыбался. – Вот Помпей и Цицерон уже у меня были и могли составить мнение, а тебя, Красс, на своих пирах я еще не видел. Вот что: пойдемте ко мне прямо сейчас!

– Лициний, Крассу больше свойственны насилие, грубость и простота, – съязвил Помпей.

Лукулл лукаво подмигнул:

– Изобилие и излишество делает нрав покладистым, а вкус безупречным. Итак, вперед!

– Красс, пошли, – поддразнивал Помпей. – Потом всем будешь рассказывать: «Сегодня я обедал у Лукулла!».

За чертой города, на холме Пинчо, где Лукулл разбил великолепный сад, стояла огромная вилла. В саду журчали фонтаны

и распускали хвосты павлины, в питомнике разгуливали диковинные птицы и звери.

– В моем саду растут вишневые деревья, которые я привез из Армении. Больше ни у кого таких нет! – похвастался Лукулл.

Проведя гостей в атриум виллы, он заметил:

– Я привез из похода много рукописей, книг и открыл в доме общедоступную библиотеку: допускается любой интересующийся.

Гостеприимный хозяин пригласил Помпея с Крассом в триклиний. На вилле было несколько триклиниев, один больше другого. В этих столовых с застольными ложами бывший полководец принимал гостей и прививал им изысканный вкус. На полу мозаика, на стенах живопись, на стеллажах стеклянные, хрустальные и золотые вазы, много статуй – трофейная роскошь, привезенная с Востока, поражала изяществом и блеском, вызывая невольную зависть. Мраморные ложа по краям стола, рассчитанные на девять человек, застланы мягкими перинами и пурпурными тканями; стол ломился от изобилия: жареные ребрышки поросят, копченые крылышки дроздов, фаршированные орехами и изюмом голуби, лангусты со спаржей, пряности, рябчики, журавли, фламинго, соловьиные язычки – весь мир поставлял сюда лучшую провизию, а искусные повара творили гастрономические чудеса. Перемена блюд следовала одна за другой, а рабы подливали вино из кувшинов, обложенных снегом.

Роскошь трапезы дополнялась музыкой и танцами восточных красавиц. Рабыни из Тигранакерта, привезенные Лукуллом в Рим, изумляли гостей своей прелестью и грацией не меньше, чем жареные павлины в перьях.

– В движениях этих армянских танцовщиц проявляются важность, печаль и покорность, – произнес Помпей.

– О, из Армении я привез много чудесного, – мечтательно вздохнул хозяин.

Гости возлежали на ложах, ели, пили и вели беседу.

– Гней, у тебя осложнились отношения с сенатом? – Лукулл криво усмехнулся.

– Сенат занялся сложным делом, и до вопроса об утверждении моих распоряжений у него не доходят руки.

– Что за дело?

– Лициний, твой бывший легат Публий Клодий оделся в женское платье и проник на праздник Благой богини – покровительницы замужних женщин.

Недавно в доме великого понтифика проводился праздник, в котором могли участвовать лишь женщины. Тайное появление мужчины (это обнаружила мать Цезаря) сорвало торжество, нарушило обычный ход вещей, и происшествие, признанное сенатом тяжелым преступлением – святотатством, всколыхнуло моралистов. Еще бы! Ходили слухи (правда, недоказанные), что целью Клодия была жена Цезаря, его любовница. Не дожидаясь суда, великий понтифик развелся с женой, произнеся напыщенную фразу: «Жена Цезаря должна быть вне подозрений».

– Публий Клодий еще тот фрукт! – Лукулл брезгливо поморщился. – Он, по сути, сорвал мне армянский поход. От него можно ожидать чего угодно. Покровители, конечно, его спасут, потом проведут в народные трибуны и натравят на сенат. А твои легаты,

Гней, лучше?

– Есть толковые. Скоро сделаю консулами Целера и Афрания.

– Хорошие воины! – Захмелевший Красс еле перебирал языком. – Вот что я вам скажу: Римская республика угасает, слишком много внутренних противоречий.