"Фантастика 2024-82" Компиляция. Книги 1-21
Шрифт:
Никто из вертолетчиц не подумал, что стрельбу могут устроить из противотанковых ружей. Сверх того, система не увидела нагретого ствола — и не могла увидеть. Противотанковое ружье "Бойс" было укутано белыми тряпками, нагрев ствола был незначительным (всего лишь пять выстрелов). К тому же из-под навеса (сплетение из веток, присыпанное снегом и щедро политое водой) выдавались лишь считанные сантиметры ствола. И все же командир продолжала энергично маневрировать, а штурман Дуся Бершанская твердым голосом доложила:
— Обнаружена мелкокалиберная
Волнение штурмана выдавал лишь преувеличенно официальные тон и выражения. Обычно старший лейтенант Бершанская их не использовала. По правде сказать, штурман заметила то, что приняла за позицию зенитки, лишь по отблеску на маскировочном покрове. Лед вряд ли мог образоваться на одиноко стоящем валуне.
Система получила целеуказания. Система посоветовала использовать авиапушку. И оружие было задействовано.
То, что осталось от бронебойного расчета и от самого ружья, воевать уже никак не могло.
Совсем иначе дело пошло на западном фланге.
В одно мгновение случилось сразу несколько событий. Коротко отзвучало два тяжелых удара по броне. Валя коротко и болезненно вскрикнула. Правая турбина изменила тон, быстро замедляя вращение. Но и левая турбина вела себя "не так" — об этом прямо голосил летчицкий опыт Лиды Литвяк. Вибрация была куда сильнее обыкновенного.
Командир не изучила матчасть в достаточной степени, а инструктор находился далеко. Броня была рассчитана на противостояние двадцатимиллиметровым осколочно-фугасным снарядам — но не бронебойным. А именно такие вывели полностью из строя одну турбину и повредили подшипники, в результате чего второму двигателю также не была суждена долгая жизнь. А что хуже всего: то ли рикошет, то ли осколки ранили штурмана.
— Валя, как ты?
— Перетяну сейчас… руку… вызывай помощь… — хрип в наушниках был сильнее обычных легких помех.
— Держись, подруга! Буду тянуть до желдормоста, там наши десантники держат оборону. "Рысь-четыре", нас подбили! Сяду в расположении десанта у моста, прикрой!
Сразу же после этих слов ушло сообщение на аэродром.
Доклад от связиста длился не более пяти минут. За это время выражение лица майора Осипенко изменилось очень сильно. К счастью, никого больше из летного состава в комнате связи не было. А глаза перепуганной связистки Наташи Абрамян, полностью утратившие присущую им ранее миндалевидность, в счет не шли.
— Связь с Черняховским!
— Сейчас установлю… вот.
— Передавай сообщение…
Передача прошла, разумеется, медленнее. Впрочем, через семь минут командир осназа был уже в курсе дела. И еще через столько же Осипенко имела достаточно информации, чтобы принять решение. Но прежде…
— Абрамян, передать то же самое комбригу Рычагову.
— Есть передать, — последовал ответ в ультразвуковом диапазоне.
— После этого сообщение капитану Маргелову… вот, — листок с сообщением порхнул на стол к связистке. — А потом переключите на громкую.
— "Рысь-три" подбита, тянет до расположения наших
Последнее названное лицо было фельдшером, приписанным к вертолетчицам. Она была настолько старше всех летчиц и штурманов, что звали ее исключительно по имени-отчеству, начисто игнорируя воинское звание.
Пожилая (ей было целых сорок три года!) старший военфельдшер Раиса Антоновна Колымага собралась и прибыла с "докторским" чемоданчиком к готовящемуся транспортнику прямо с космической скоростью. Именно так выразилась бы любая из присутствующих — имей хоть одна из них понятие о космических полетах.
— Я с вами!
На этот раз был черед Полины Осипенко широко распахнуть глаза. Выкрик был сделан незнакомцем в форме батальонного комиссара. И к лыжному батальону он не имел никакого отношения, уж тут майор могла бы дать честное слово коммуниста.
— Вот мои документы, — продолжала настырная личность. — Я корреспондент "Известий" и "Красной звезды".
Осипенко бросила на бумаги беглый взгляд, но и того хватило. Документы были сильнодействующими.
— Еще вам письменный приказ от комбрига, — добивал газетчик.
Эта бумага была прочтена со всем вниманием. В ней Рычагов доводил до сведения, что противодействовать предъявителю сего чрезвычайно трудно, очень уж мощная у того поддержка, в том числе два телефонных звонка с больших верхов. Заканчивался же приказ словами: "Приказываю принять меры по безопасности. И пусть этот корреспондент летит куда угодно, но только с транспортником".
Тем не менее командир штурмовиков решила побороться:
— Я приказом отвечаю за вашу безопасность и потому не могу допустить… — начала она и была невежливо прервана:
— Я был на Халхин-Голе. Доводилось стрелять. И в меня стреляли.
Сказано было настолько твердо, что майор мысленно махнула рукой:
— В транспортный вертолет! Во время полета слушаться членов экипажа беспрекословно! Руками ничего не трогать! Вопросов не задавать!
Черные глаза симпатичного корреспондента изобразили улыбку. В следующую секунду тот исчез внутри громадного фюзеляжа винтокрылой машины. А Осипенко продолжала командовать:
— "Рысь-шесть" и "рысь семь" — на вылет по команде. Быть в готовности прикрыть наших. Им придется продержаться три часа…
Полина Денисовна не упомянула, что этот срок назвал сам Черняховский, но сама она посчитала эту величину минимальной задержкой. Будучи опытным командиром, она прекрасно знала, насколько может опоздать подкрепление.
— Товарищ майор, разрешите эвакуировать самых тяжелых на "крокодилах"?
— Отставить эту затею! — рявкнула Осипенко, и, подумав, что чуть перегнула палку в суровости, продолжила уже тоном ниже: — Носилки не войдут, как ни старайся, а еще туда ж Раиса Антоновна как сопровождающая. Никак нельзя.