"Фантастика 2024-94". Компиляция. Книги 1-26

Шнейдер Наталья

– Сдёрни вон ту тонкую штору и свяжи валяющейся твари руки. Сзади свяжи, чтобы этот урод своим поганым ртом не смог дотянуться до узла.

Пока бородатый мужик снимал тюль, я обыскал задержанного лесоторговца. Казалось бы, что обыскивать одетого в халат голого мужика, что можно найти, если в халате нет карманов? Но я нашёл, и весьма интересную вещь. У валяющего на полу пьяного типа на щиколотке был закреплён мешочек, в котором лежал ключ. Естественно, у меня в голове сразу же возникла мысль, что это ключ от сейфа. А спрашивается, какой ещё ключ мог носить в потайном месте богатый человек? Но прежде чем начать поиск сейфа, я проконтролировал, как бородач связал руки лесоторговцу. А затем приказал увести, а если не сможет ходить, то утащить куда-нибудь подальше от моих глаз голую бабу, валяющуюся на лежанке. Казалось бы, абсолютно пьяная женщина пробудилась, как

только бородач попытался стащить её с кровати. Она, наоборот, вцепилась в него и повалила на себя. Я чуть не расхохотался, когда она впилась в мужика страстным поцелуем. Ему повезло, что он был бородат, а так точно бы остался засос. На этот страстный поцелуй у женщины ушли последние силы, ибо потом она стала безвольной куклой. Безвольно, но сама слезла с мягкого подиума, безропотно натянула на себя поданный бородачом сарафан и, подталкиваемая им, побрела к выходу из спальни.

Как только они вышли, я начал обследовать комнату в поисках сейфа. Но его здесь не было. Обозлённый безрезультатностью поиска, я пнул начинающего приходить в себя лесоторговца и злобно спросил:

– Где сейф, сука?

В ответ тот что-то промычал. Я пнул его ещё раз и для закрепления эффекта вылил на его голову воду из графина, который взял со стола. После чего снова спросил:

– Говори, где сейф, зараза! А то будет совсем больно!

И сразу же наступил на кисть лесоторговца, которая торчала из-под тюли, связывающей ему руки. В этот раз финн пробормотал более отчётливо:

– В кабинете за моим креслом.

Ну что же, это был хороший знак – финн был не упёртый фанат, и с ним вполне можно было работать. Когда протрезвеет, как миленький выложит всё, что ему известно о той паутине немецкой агентуры, которая опутала столицу Российской империи. Конечно, этот денежный мешок вряд ли много знает, но вот его гости наверняка профессионалы тёмных дел. Воспоминание о гостях лесоторговца сразу направило мои размышления в другую сторону. Вопрос о сейфе ушёл на обочину. Главной теперь была судьба всей операции. С группой прапорщика в принципе было всё ясно по багровым бликам на оконных стёклах, не говоря уже о звуках стрельбы. Наверняка у Хватова всё идёт по плану – казармы горят, а счастливчиков, которым удалось выбраться из адского пламени, отстреливают. Вот как обстоят дела с задержанием руководителей боевиков, уничтожаемых сейчас спецгруппой, я не знал. Поэтому, не обращая уже внимания на сидевшего на полу и так не протрезвевшего окончательно финна, я открыл дверь спальни и выглянул в коридор. Об освещении можно было не задумываться. На месте казарм разгорелся такой костёр, что даже в спальне хозяина было всё видно без лампы, хотя окна этой части дома смотрели от гигантского костра в противоположную сторону.

Действительно, в коридоре было довольно светло, и, наверное, у сидящих на полу задержанных было ощущение, что они находятся в предбаннике ада. Красноватый свет пламени, льющийся из единственного окошка, и злобный цербер, прохаживающийся рядом с ними, этому положению соответствовали. Особенно когда этот страшный человек раздавал болезненные пинки вжавшимся в стены задержанным. Видно было, что они боялись этого человека. Санитар Кротов за очень непродолжительное время сумел внушить у прошедших многое профессионалов страх перед ним. И это было хорошо – моя инструкция выполнялась добросовестно. Уже сейчас можно было начинать допрос, пользуясь методом доброго и злого полицейского. Естественно, я буду исполнять роль доброго полицейского, которому, чтобы спастись от побоев злого, задержанные должны выкладывать секреты. Тут только не зарваться – не требовать, чтобы рассказали всё и сразу. Выдавил какие-нибудь сведения, дай подследственному передохнуть от побоев жаждущего крови злого полицейского. Тут главное создать у допрашиваемого условный рефлекс – выдал вроде бы незначительный секрет, получи послабление и какое-то время жизнь без боли и мучений. Ничего не сказал – злой полицейский этому только рад, наконец-то ему можно будет насладиться болью и мучениями подследственного.

Глянув на задержанных, являющихся, скорее всего, германскими агентами, я решил начинать допрос, не дожидаясь, когда всё окончательно прояснится с результатом действий спецгруппы. Ковать железо нужно было, пока оно горячо. А задержанные, несомненно, были предводителями финских егерей. И они вроде бы уже дошли до нужной кондиции. Передержишь, и у профессионалов тайных операций начнёт работать вбитая в них выучка, тогда намного трудней будет добиться нужной информации. Но для допросов нужно было хоть как-то подготовиться. Да

и вообще мне абсолютно не хотелось проводить допросы в спальнях, тем более когда где-то есть кабинет хозяина. Вот я и начал распоряжаться. И в первую очередь, чтобы обеспечить свои тылы, приказал:

– Петров, и ты, Спиридон, идите вниз, наведите порядок и успокойте прислугу, а то уже там бабы орать начали. А вы, Иван Семёнович, проверьте, что творится у дома, а затем сходите к горящим баракам. Узнайте, как там дела. Только будьте осторожны, там всё ещё стреляют.

Действительно, со стороны горящих казарм всё ещё раздавались выстрелы. Правда, уже редкие и преимущественно одиночные, стреляли санитары из трофейных трёхлинеек. Очередей ружей-пулемётов и карабинов слышно не было. Ещё Иван Семёнович не ушёл, как я опять начал раздавать приказания:

– Ефрейтор, спрячь свой маузер и проверь, что находится дальше по коридору. Там должен быть кабинет хозяина.

Кабинет оказался через дверь от спальни лесоторговца. Меня это порадовало – не нужно было перетаскивать задержанных для допроса в другое место. Переходи в кабинет и начинай прессовать этих чёртовых финнов. А я уже не сомневался, что задержанные относились именно к этой национальности. Акцент присутствовал у всех, это я понял, когда прямо в коридоре выяснял у каждого его имя и фамилию.

Я перебрался в кабинет лесоторговца, а он сам и его гости остались в коридоре под охраной моего денщика и санитара Кротова. Следовало пообвыкнуть в комнате, где предстояли допросы финских националистов. Не сломаю их сейчас, то потом это будет сделать гораздо труднее. К тому же это будет делать уже другой человек – мне по-любому нужно уезжать на фронт. Привлечённый чиновник из охранного отделения, несомненно, будет профессионалом, знающим своё дело, но и финны знают, как вести себя с такими следователями. И как не раз бывало в Российской истории, добьются адвокатов, привлекут либеральную общественность и в итоге суд примет решение осудить их на высылку куда-нибудь в Тобольскую губернию. Где они будут в спокойных условиях готовиться к новым пакостям против Российской империи. А со мной такие шуточки не пройдут – я знаю, к каким жертвам может привести такой либерализм. Поэтому если задержанные финны начнут юлить, тянуть время и утаивать информацию о сотрудничестве с немцами, то прикажу их расстрелять, да и всё. Задержанные это чувствуют, поэтому и ведут себя так пришибленно. Никаких протестов на незаконное задержание и плохое обращение, когда их опрашивал, не услышал.

Когда оказался в кабинете лесоторговца, то многие вещи, которые собирался делать немедленно, вылетели у меня из головы. Я увидел телефонный аппарат. Вернее, стоящую у стены стойку из дорогущего чёрного дерева с висящей на ней телефонной трубкой из слоновой кости. Нелепое, надо сказать, зрелище, но эта нелепость могла меня связать с внешним миром. Как пользоваться этой прародительницей телефонных трубок, я представлял – не раз в последние недели связывался в Питере с нужными мне абонентами. Естественно, я бросился к этому аппарату, как путник в пустыне к колодцу со столь вожделенной водой. Но остатки разума я всё-таки сохранил, и перед тем как схватить трубку подумал: «А кому и куда ты собрался звонить?» Внутренний голос ответил: «Кацу, конечно!» В голове сразу же начался диалог между разумной частью мозга и восторженно-безрассудной:

– И что ты ему можешь сказать в 4–40 ночи? Что на тебя очередной раз напали, и ты опять избежал глубокой задницы? Ну, повздыхаете по телефону, опять начнёте рассуждать об инертности истории, что, устранив главный раздражитель, она пытается вернуться в старое русло. Толку-то от этой болтовни?

– Толк есть! Предупреждён, значит, вооружён! А если Кац приедет сюда, то его светлая голова разберётся во всей этой мутной истории.

– Ага, как же, разберётся! Да этот интель даже по физиономиям допрашиваемых немецких агентов, разваливающих его страну, дать не сможет. Предоставь ему материал, тогда он выводы и сделает. Не его это дело (научного работника), выбивать показания. А ты можешь, вот и займись этим делом. Дай парню хоть эту ночь поспать спокойно. К тому же ты даже не знаешь, куда звонить. Он может ночевать где угодно, и у тебя в особняке, и у себя в квартире с невестой, а там телефонного аппарата нет. Конечно, последнее сомнительно, но вдруг противный запах плесени из квартиры выветрился. Да даже в Смольном институте может ночевать – ведь особняк выделили его комитету, и Кац собирался начинать работы по его обустройству. А если он уже нанял людей, то даже ночью (чтобы не терять время днём) может остаться в институте и проверить, что те наработали.