"Фантастика 2024-94". Компиляция. Книги 1-26
Шрифт:
Озвученные капитаном причины невозможности немедленно следовать к хутору «Лосиный остров» ввели меня чуть ли не в шоковое состояние. Ещё бы, весь план горел синим пламенем. И, в общем-то, причины задержки были железобетонны – бронепоезд без боеприпасов это груда самодвижущегося железа, способная уничтожить егерей, только если те безропотно улягутся на рельсы. Мечущийся в бессильной ярости рассудок судорожно искал выход. Наконец, зацепившись за информацию, что в бронепоезде имеется в достаточном количестве химических снарядов, выдал свой вердикт: «Глушим гадов химией. Может быть, бомбы с ипритом даже лучше, чем шестидюймовые “чемоданы”, не настолько уж и смертоносные в условиях болотистой местности. А против иприта болото, впрочем, как и окопы, не спасет. У егерей, квартирующих на хуторе, наверняка нет противогазов. Вряд
Решив, что ни в коем случае нельзя задерживаться в Петрограде и что вполне можно обойтись и химическими снарядами, я на всякий случай спросил у командира бронепоезда:
– Капитан, а хватит этих самых химических снарядов, чтобы уничтожить, допустим, двести егерей в болотистой местности?
– Да, имеющихся химических бомб хватит, чтобы отравить полк, засевший в укрепрайоне, лишь бы у противника не было современных противогазов.
– Тогда не будем терять времени и откладывать операцию. Вроде бы вагоны к бронепоезду прицепили. Давайте всё проверьте и командуйте отправление.
Капитан, козырнув, удалился выполнять поручение. А я наконец вздохнул – всё, кости брошены, теперь поздно что-либо менять. От всей этой нервотрёпки последних полутора суток меня даже повело, когда я встал, чтобы пойти проконтролировать, как выполняются мои распоряжения. Физических сил держаться уже не осталось, и я решил больше не насиловать организм, а дать ему возможность передохнуть. Я разговаривал с Овечкиным в единственном месте на бронепоезде, где можно было уединиться, – в его кабинете размером с купе, который одновременно являлся и кубриком капитана. По крайней мере, полка, на которой был постелен матрас, там была. У меня уже не было сил идти в спальный вагон, прицепленный к бронепоезду, где мой денщик наверняка уже подготовил купе для отдыха великого князя. Да и лёгкий ужин он наверняка уже приготовил. Но я чувствовал, что просто-напросто не дойду, сил уже не было – свалюсь, когда буду спускаться по довольно крутой лестнице бронепоезда. Вот будет позор. Весь наработанный мной имидж великого князя пойдёт насмарку. Думая так, я всё-таки поднялся, но сдвинулся только на один шаг, как раз до полки, на которой лежал матрас. Не раздеваясь, сняв только планшетку и ремень с кобурой, которые, еле дотянувшись, положил на стол, после чего, можно сказать, рухнул на спальное место Овечкина.
Отключился я качественно, хотя и почувствовал, что кто-то открывал дверь, но сил, чтобы посмотреть, кто это, не было. Сквозь сон почувствовал, что бронепоезд начал движение, но это только окончательно меня убаюкало. Пробудился сам, от того, что перестук колёс и покачивание прекратились. Открыл глаза и увидел, что уже светло, и мы стоим. А буквально через минуту дверь открылась, и появился капитан Овечкин. Он явно обрадовался, что застал меня сидящим и смотрящим в окно. Слегка заикаясь, он доложил:
– В-ваше высочество, д-двое к-казаков, в-видно н-недавно в-вышедшие из б-боя, т-требуют к-командира.
Стало понятно, капитан волновался – ведь до этого я не замечал, чтобы он заикался. Но услышав слова командира бронепоезда, я и сам заволновался. Ещё бы – казаки, недавно вышедшие из боя, и это вблизи места проведения операции. Надевая ремень с кобурой, я уточнил у Овечкина:
– Капитан, мы сейчас далеко от станции назначения?
– Никак нет! Пять вёрст осталось.
Услышав это, я тут же скомандовал:
– Пойдёмте, капитан, покажите мне этих казаков. И пошлите связного в прицепленные вагоны, передать мой приказ – пусть все выгружаются, а прапорщику Хватову выслать разведывательную группу в сторону станции, куда прибыл эшелон с латышскими стрелками.
Остановившие бронепоезд казаки находились уже в штабном бронеотсеке. Когда я их увидел, сердце тоскливо сжалось, одного казака я узнал. Молодой парень запомнился мне на построении, устроенном вахмистром, чтобы показать бойцов, отправляющихся на выполнение задания великого князя. Слишком непокорные у него были кудри – выбивались из-под фуражки. Сейчас на нём фуражки не было, а из блондина и щёголя, по понятиям этого времени, он превратился в ободранное чмо с волосами цвета свежего навоза. Тогда этот парень произвёл на меня впечатление светящейся в зеленовато-карих глазах, еле сдерживаемой энергией. Я даже спросил у вахмистра,
– Сергей, что случилось? Где вахмистр?
Знание великим князем имени рядового казака произвело определённое впечатление. И не только на самих станичников, но и на офицеров бронепоезда, находившихся в этот момент в штабном броневагоне. Сергей перестал нервно подёргивать край своей рваной бекеши и вполне адекватным голосом доложил:
– Латыши взбунтовались! Когда эшелон прибыл на станцию, нас разоружили, а во время начавшейся после этого потасовки латышский офицер застрелил из револьвера вахмистра и ещё троих наших ребят. Остальных латыши скрутили. У них и самих началась склока. Я слышал несколько выстрелов и видел, как загнали в стоящий рядом с путями сарай десятка два латышских стрелков. А потом нас связанных погрузили на подводы и повезли. Ехали мы посередине колонны латышского батальона. Кроме этого, к каждой телеге была приставлена охрана. Больше половины батальона было в этой колонне. Не больше роты осталось охранять станцию и брошенных в сарай латышей. Когда ехали, возница, местная сволочь, нехристь проклятая, чухонец вонючий, всё ругался. Грозился, что когда доберёмся до хутора, лично вобьёт в жопу каждого казака по осиновому колу. Сволочь, по-русски еле балакает, а матом так и сыплет.
Чувство неправильности отданного приказа о направлении разведчиков на станцию, резануло по сердцу, и я, оборвав доклад казака словами:
– Подожди, Сергей, доложишь чуть позже.
Метнулся к выходу из броневагона. Слава богу, Хватов ещё не отослал разведчиков. Он стоял неподалёку и давал вводную троим бойцам спецгруппы. Я, не спускаясь на железнодорожную насыпь, просто распахнув бронированную дверь, громко крикнул:
– Прапорщик, отставить разведку! Быстро ко мне!
Когда Хватов подошёл, я уже более спокойным голосом распорядился:
– Разведгруппу на станцию не посылать, там противник и можно себя обнаружить. Расставить бойцов по периметру для охраны, и ждать дальнейших приказаний.
Слегка успокоенный, я вернулся в штабной отсек и, как будто ничего не произошло, распорядился:
– Прохоров (заместитель командира бронепоезда), прикажите подать сюда чаю, для меня и станичников.
А затем, обращаясь уже к молодому казаку, сказал:
– Слушай, Сергей, я так и не понял, как вам удалось освободиться? Ты же говоришь, вас связали, и когда везли на телеге, рядом с нею шла охрана.
– Так у меня ножик за голенищем был, и его латыши не нашли. Петька вытащил его зубами и смог разрезать верёвку, которой были связаны мои руки. Ну а потом я незаметно освободил остальных ребят. Когда мы доехали до какого-то озерца и стали видны строения хутора, Захар, которому я передал нож, заколол возницу. И мы сиганули в это самое озеро. Хорошо, что охранники шли, чтобы загораживать направление, ведущее в лес. Нам вслед латыши открыли огонь, им ответил Захар, который захватил винтовку возницы. Завязалась перестрелка, и это дало возможность всем, кроме Захара, добежать до озера и переплыть его. Берег был настолько вязкий, что даже я еле выбрался на сушу. Помогло лежащее в этом болоте дерево. А вот Циле и Кнуту не повезло – подстрелили их латыши. Утопли мои друзья в этом вонючем болоте. Петрович под градом пуль, цепляясь за это же валяющееся дерево, выбрался на берег и вслед за мной ломанулся в кустарник. Кусты были с шипами, рвали одежду и впивались в кожу, но зато они были густые и укрыли нас от глаз латышских стрелков. Потом была пробежка по бурелому, и наконец мы выбрались на железнодорожную насыпь. Идти к станции было нельзя, вот мы и направились в сторону Петрограда. А тут появился бронепоезд. Мы как его увидели, так и начали махать руками, чтобы машинист нас заметил и остановился. Нужно было предупредить о мятеже батальона латышских стрелков.