"Фантастика 2025-16". Компиляция. Книги 1-14
Шрифт:
Егор глянул на зеркало и обмер: монстр схватил Зеркальщика за горло — и, кажется, убивал его. Нет, удушение, конечно, существу не страшно, но Зеркальщик на глазах становился бледнее, прозрачнее. Как привидение в кино. Чужак будто вытягивал из него силу, энергию, жизнь или что там есть в этом Зеркальщике?
— Уходим! — повторил кто-то.
В зеркале вспыхнуло — и монстр отшвырнул Зеркальщика куда-то в сторону, за пределы видимости людей.
Нет!
Уже не зов,
Не уходите. Не уйдёте. Здесь. С нами. Навсегда. Сюда. Идите!
Оно не выпустит людей из зала, ставшего ловушкой. Не для монстра, нет. Для людей.
У Егора есть ещё одна «снежинка». Копия той, что досталась високоснику. На всякий случай.
Он уверен, что и у стажёра есть нештатное оружие против монстров. И ещё кое у кого из старших.
Но чтобы применить всё это, надо быть рядом с существом. «Снежинку» не закинешь в зеркало: она ударится о гладкую поверхность и отскочит бесполезной безделушкой.
Надо войти туда. Шагнуть к монстру и вонзить «снежинку» прямо в резиновую личину противогаза. Только и всего.
Даже если это не убьёт монстра, у остальных появится время уйти.
Егор шагнул к зеркалу, нащупывая подвеску на браслете.
— Я с тобой, — рядом возник стажёр.
— Нет. Отдай взрывчатку и уходи. Некогда спорить.
Сколько ему? Он моложе Макса, а и тот — мальчишка.
Им ещё жить и жить.
— Давай. Живо!
Кто-то заплакал в голос. Кто-то зарычал, пытаясь справиться с чудовищным напряжением.
Егор и сам чувствовал, как непостижимая чужая мощь сдавливает не голову даже, мозг внутри черепа. Сминает волю. Туманит память. Стирает чувства.
И остаётся лишь пустота, в которой слышен зов.
Иди или умрёшь. Иди или пожалеешь. Иди. Иди. Иди. К нам.
Вот он у самого зеркала. Когда перемахнул через барную стойку? Неясно. Но в кулаке зажата «снежинка» — и одних рефлексов хватит, чтобы вбить её в монстра. Даже если в зазеркалье войдёт только тело, без личности, без памяти, без эмоций — останется цель. И этого хватит, чтобы прикончить тварь. Чтоб хотя бы попытаться.
Ещё шаг — и...
И тяжёлая рука легла на плечо, останавливая на полувдохе, на неоконченном движении.
Рядом с отражением Егора появилось отражение пожилого мужчины с ярко-синими глазами. И вместо зала, набитого людьми, километры плит и надгробий за спиной.
— Нужно сто знаков уничтожения, не меньше, — проговорил Сторож, и его слова Егор не услышал, а увидел всполохами мертвенно-бледного сияния над бесконечными рядами могил. — Пусть все живые чертят. Все!
Сторож в отражении держал за плечо монстра, и тот обмер, будто придавленный мощью хозяина кладбищ.
Егор сдёрнул с пояса ожившую рацию и, с трудом выталкивая
— Общее уничтожение. На счёт «пять». Повторяю: общее уничтожение на счёт «пять». Все готовы?
Два удара сердца рация молчала, а потом разродилась многократным «Да», «Вас понял», «Мы готовы», «Ждём отсчёт».
Отражение Сторожа усмехнулось, а его голос произнёс:
— В темноте не только это чучело сильнее.
— Раз, — начал Егор.
Слова всё ещё казались видимыми, а не звучащими, но раз остальные слышат их, то, что ему кажется, неважно.
— Два.
Рогатое, бледно-голубое слово.
— Три.
Угловатое, колкое, морозное слово.
— Четыре.
Прозрачное, квадратное слово.
— Пять.
Просто слово. И десятки знаков уничтожения, сливающиеся в один. Те, что вычерчены тут, внутри здания, и те, что пришли снаружи. От «спецов», от спецназа, от частников. Все в один. Невозможно огромный, сияющий тысячами огней, фонарей и ламп.
Сильный.
Тёплый.
Живой.
Сторож вскинул руки над головой — и знак вырос втрое, стал нестерпимо ярким и врезался в зеркало.
Монстр в треснувшем зеркале вздрогнул и разлетелся сотнями чёрных клочков.
Вместо него Егор увидел толпу несовременно одетых людей. С сумками, чемоданами, корзинами и колясками. Люди садились в автобусы и уезжали.
Город опустел за несколько часов.
Больше обычные люди не вернулись.
Несколько раз мелькали фигуры в защитных комбинезонах с непонятными приборами в руках.
Потом прошло лето. Пришла осень. А люди так и не пришли.
Ни в одном зеркале не было людей. Ни на площади, ни в кинотеатре, ни в гостинице, ни в центральном универмаге.
Пустые улицы. Пустые дома. Пустые зеркала.
Месяц за месяцем. Год за годом.
Год за годом.
Год. За. Годом.
Один.
Как выглядят люди? Как куклы, оставленные в пыльных квартирах? Как полустёртые абрисы на выцветших афишах?
Того, кто хоть немного похож на человека, себе. Забрать. Присвоить. Навсегда.
Не уходи. Не бросай нас. Останься с нами.
Те, кто похожи на людей, кричат от ужаса, мельком заметив что-то в витрине или окне.
Не хотят оставаться. Уходят.
Перемещаться по зеркалам и отражениями всё сложнее.
Забиться в зеркальце. Уснуть. Видеть подобие снов о смехе людей, о танцах и кинопремьерах, о парадах и школьных линейках. О свадьбах и похоронах.
Месяц за месяцем. Год за годом.
Движение. Голоса.
— Возьмём на память!
— Осколок зеркала? Плохая примета.
— Да брось!
Люди. Люди! Люди!
Надо выйти. Поздороваться. Посмотреть!
Из этого зеркала заглянуть в салон машины. Из того посмотреть на дорогу. Люди!