"Фантастика 2025-51". Компиляция. Книги 1-26
Шрифт:
А вторая струйка — стреляла через дорогу, оставляя на траве красные росинки, в которых застревали муравьи и слетевшаяся мошкара. Через минуту всё прекратилось. Сердце кабана остановилось. Задние ноги хряка задрали штаны кудрявого почти до колен. Кожаные штаны сморщились гармошкой. По складкам, как по водосточным желобам потекли тонкие струйки. Под ногами кудрявого начало разрастаться серое пятно влаги. Запахло мочой. Кабан обоссался, выпустив дух на свободу.
Кудрявый закряхтел. Кровавый пузырь надулся на его губах. Лопнул. Струйка крови потекла по щеке, изогнулась, и залезла на
Я пробежался глазами по мужскому телу, по тем участкам, что были видны под огромной тушей хряка. Одна из половинок головы неестественно висела в воздухе, прижавшись к рёбрам мужика. Сев на корточки, я присмотрелся: белёсый клык воткнулся между рёбер, и, скорее всего, проткнул лёгкое. Выглядит всё очень херово. Прям совсем.
Кудрявый дёрнулся, потянулся трясущимися руками к туше. Одной рукой схватился за гриву, второй — за половинку головы, и попытался скинуть с себя умершее животное. Ничего не получилось. Силы его покинули. Я положил руку ему на плечо и прижал к земле, чтобы он не навредил себе еще больше. Его руки упали на землю, прекратив бороться.
Он снова закряхтел.
Измождённые глаза впились в мои.
— Не дёргайся, — говорю я, — сделаешь только хуже.
Зашевелились губы. Раздался кашель. Новая порция крови вырвалась наружу, разлетевшись каплями во все стороны. Струйка крови увеличилась. Но был тут и положительный момент — кровь без пузырьков. Хороший знак. Главное сейчас — не наделать ошибок.
Мне доводилось видеть ошибки. И это не просто криво забить гвоздь. Нет. Это когда благими намерениями убивают человека. Да, и так бывает, бля.
После очередного обстрела, когда с неба падали птицы из стали, обрушился целый подъезд соседнего дома. Облако пыли смешалось с едким дымом и ничего дальше пары метров мы не видели. И не слышали. Взрыв был такой силы, что взрывная волна, пройдя сквозь бетонные стены, всё равно скрутила наши органы в узел, обдав тела адским жаром. Звон долго еще стоял в голове. Может, кто-то и орал от боли, может кто-то и звал на помощь, может кто-то и плакал, — мы ничего не слышали.
Выбегая из квартир, люди спускались по лестницам, громко хрустя битым стеклом. Выскочив из подъезда, первым делом ты пытаешься понять: что случилось. Что произошло? Ведь ты не стоял у окна, ты не сидел на той самой ракете, ты даже не интересовался, что там за стенами твоей крепости — твоего дома. Просто, в какой-то момент, ёбнуло так, что ты нахой оглох.
И вот, не смотря на всю опасность, все эти выжившие люди, разодетые во что попало: в халатах, в майках, в брюках, в шубах, вываливаются из подъезда, как разноцветные колечки из картонной упаковки утреннего завтрака, и начинают выяснять: Что, мать его, случилось?
Охая и ахая, все осматривают дом. Находят место обвала. Двор наполняется плачем, криками.
Но ты еще ничего не слышишь. Никто еще ничего не слышит. Но все понимают, что случилось что-то страшное. Снова. Опять.
Когда дым рассеялся, а бетонная пыль осела на плечи жильцов, все сразу стола понятно. В огромной куче бетона, среди перемолотой мебели, битой посуды, среди мятых микроволновок и холодильников,
Бывших друзей.
Бывших родственников.
Весь двор распрощался с бывшей жизнью, похромав в новую. Тяжёлый шаг для человека. Гигантский скачок в никуда.
Разорванная в клочья бумага, обрывки обоев, лоскуты занавесок и разбитые надежды медленно опускались на землю, кружа в воздухе как конфетти после выстрела из хлопушки.
Как в новый год.
Как в новый год двор быстро наполнился людским гулом возмущений, проклятий и жалоб. И даже этот хор из нескольких сотен голосов не смог перекрыть болезненный мужской вопль.
Скорее всего, мужчина сидел на кухне, перед сном перекусывал бутербродом, а когда бетонные панели дома не выдержали силу взрыва, кухня этажом выше, и всё, что в ней когда-то было куплено с трепетом и любовь, обрушилось на его голову.
Ты покупаешь кухонную мебель, подбираешь занавески, чтобы когда явится твоя мама, она не сказала, что у тебя отсутствует вкус, и ты не умеешь подбирать цвет. Ты кропотливо, тратя выходные, сидя в окружении блестящих каталогов, находишь подходящий набор мебели и даже не задумываешься, что один из этих практичных стульев с тонкими металлическими ножками сможет проткнуть грудь твоего соседа снизу.
Неравнодушные соседи обернулись на вопль, сразу же, как вернулся слух. Среди искорёженных микроволновых печь, среди вырванных посудомоечных машин, среди крохотных полочек зелёного цвета, среди осколков керамической плитки цвета голубой волны, людские глаза находят торчащую руку и мужское лицо, покрытое слоем пыли. Живого. Он, как новорожденный, выходил головкой вперёд. Нам нужен акушер.
Неравнодушные соседи бросились на помощь. Бросились расчищать завал. Успокаивали его, говоря, что всё будет хорошо. Ты только держись, говорили они. Не сдавайся. Возьми меня за руку и держи, подбадривали они его.
Звали врачей.
И вот если бы в этой толпе нашёлся хотя бы один врач, он строго настрого запретил бы вынимать из груди мужчины ножку металлического стула, который когда-то приобрёл сосед сверху, найдя фотографию с уютной обстановкой в красочном каталоге.
Как только ножку стула вынули, и она скатилась по куче ломаного бетона на землю, изо рта мужчины хлынула кровь. Тут же запузырилась, став ярко красной.
Никто не знает — что делать.
Все зовут врача.
Мужчина успокоился. Больше не кричал, даже прекратил кряхтеть. Больше не просил о помощи, лишь булькал, как насос в аквариуме с рыбками.
Неравнодушные соседи убили его.
С уголков губ капает на бетон.
Кудрявый смотрел на меня глазами поверженного врага: обида сражалась со злостью, но уважение к сопернику взяло вверх. Его губы зашевелились. Лицо тут же искривила боль. Каждое слово — струйка кислоты, текущая в лёгкие через ноздри.
Возможно, он сейчас на смертном одре, хочет произнести последние слова, а сказать толком ничего и не может. Он может попробовать оставить предсмертное послание кровью, написав его на земле, но его руки трясутся как у наркаша от передоза.